пунктуация искажает духовность | Это вообще днище, хоть и потолок
1. Фандом - кросс Suicide Commando/Skorbut
2. Пэйринг - Йохан Ван Рой/Даниэль Гальда
3. Рейтинг - NC-17
4. Жанр - PWP
5. Комментарий - Бельгиец приехал в Германию, чтобы выместить злобу на том, кто слишком красив...
6. Предупреждение - насилие, принуждение.
7. Дисклеймер - всё выдумано.
“You won’t survive tonight”
читать дальшеКаждый носит маски. Обычно их сотни тысяч - одни для случайных прохожих, другие для знакомых, друзей, врагов, любимых; вряд ли кто-нибудь составлял список, подборка нужной идет интуитивно.
Если маска - имидж, ее приходится носить чаще. Публика не любит перемен.
Главное, уметь вовремя снять маску...пока она не приросла к лицу.
Йохан Ван Рой относился к своей маске "маньяка", "безумца", "серийного убийцы" как она того и заслуживала - вроде куска раскрашенного пластика, не более.
"Вы ведь не думаете всерьез, будто я садист и некрофил?"
Разумеется, нет. Кричать со сцены "ты не выживешь этой ночью" не запрещено законом. Вернувшись с очередного феста домой он не вспоминает об угрозах человечеству и лирическим героям.
До следующего раза.
...Пока не приросла к лицу.
Йохан смял в руке билет на поезд Брюссель - Мюнхен. Он не собирается делать ничего дурного. Прошлый EBM-фест не вывернул его наизнанку, не заставил плеваться невидимым ядом, будто актинию, не...
Тяжелая, словно камень Сизифа, сумка притаилась у ног, скалясь вставными челюстями замка-молнии.
«Не отказывайся от решений», следовало бы прицепить бейджем-памяткой.
Отлично. Он не отказывается, хотя и неясно – значит ли это поддаться одной из масок или победить.
В поездах не проверяют содержимое. Йохан неприметен, как и полагается маньяку. Непривлекательный мужчина в свободном свитере и потертых джинсах, он отталкивал любые взгляды.
Маска, думал Йохан, сейчас на мне маска человека. А кто я на самом деле?
Хищник, ответил он себе. Охотник.
Горячий пластик сценического образа затек под кожу. В мозг. Йохану следует проломить себе череп, вырвать глаза, зубы и язык - избавиться от липких капель.
Йохан одержим. Не сумасшедший, но одержим. Он не верит в демонов (ангелов, бога, черта), но верит в того, за кем едет.
"Ты не переживешь эту ночь, и мне плевать на последствия".
Маньяки зачастую годами выслеживают жертв. Высеребряют стены фотографиями, коллекционируют информацию о намеченном объекте со скрупулезностью ученого-вирусолога, что составляет реестр неизведанных бактерий. Йохану не потребовалось этих стадий.
Один фест. Один вечер. Одна жертва.
"Ты сам растворил маску и вколол эссенцию, будто дозу героина. Теперь у меня ломка, а ты поплатишься".
Янтарно-пивная полумгла, тысяча баров, а точка пересечения – этот. Исход лучей из центра бесконечности.
После выступления Йохану хочется расслабиться, ничего больше. Никакой смерти и статистики о суицидах. Причина смерти – алкоголь, сигареты и секс, а про рок-н-ролл (в их случае – EBM) – можно забыть.
Йохан сидит за стойкой, пытается познакомиться с очередной блондинкой, девушка воображает, что окуляры и виниловое мини кислотно-лилового цвета сделали ее киберфриком. Блондинка напоминает кляксу. Вызывающая яркость. Хочется прикоснуться и стереть рукой лишние краски.
Она отталкивает Йохана.
«Пока. Было приятно пообщаться».
Йохан достаточно пьян, чтобы проследить к кому именно направилась кислотная клякса. Лиловый винил маячит, словно подсветка-рождественская гирлянда, Йохан отталкивает пустую кружку из-под пива.
«Ты!»
Этого парня Йохан видел на фесте. Немецкое трио, кажется, выступали одним из разогревающих актов. Хедлайнерам – Suicide Commando не полагается тратить время на запоминания лиц «разогревающих». Они – лишь черви, пожиратели времени, гложут пустоту.
Они никто…
К черту, повторяет он вслух. Блондинка льнет к (они выступали на разогреве) этому типу. Он высокий, может, выше Йохана. И красивый.
Йохан никогда не оценивал мужчин с подобных позиций. На сей раз невозможно. Красота – чаще всего субъективное представление, но если бы существовали некие эталоны, образцы, выкристаллизованные в научных целях, нестойкие, как радиоактивные элементы, то вокалист малоизвестной немецкой группы считался бы таковым. Образец. Эталон. Руками не трогать.
…Блондинка так не считала. Она подсела к парню, стремясь прижаться, но тот реагировал неявно, темные глаза за стеклами оранжевых очков едва меняли выражение, покачивались пряди прически-пальмы. Немцу было жарко, он расстегнул рубашку, и выяснилось, что кожа матово-светлая, приглушенного оттенка хорошего кокса.
Даниэль, долетело имя. Парень назвал свое имя девушке, впрочем, не изменив отрешенной позы и выражения лица.
Его зовут Даниэль. Йохан удовлетворенно кивнул – у манекенов-андроидов есть имена. Пускай и кодовые клички.
Вонзишь в такого нож – и полетят шестеренки, плюс капли тосола.
Обладать Даниэлем – все равно, что купить дорогую машину, думал Йохан. У запястий вздувались вены.
Маска дрогнула от ледяного огня и, шипя, втекала в поры.
В поезде он запихал сумку под сидение и задремал, прижавшись виском к оконному стеклу. Появились шумные соседи, кто-то полез с расспросами, но Йохан старательно имитировал сон. Не боялся проговориться, скорее - выдать себя случайными жестами, мимикой, быть узнанным. Он предпочитал сохранять инкогнито. Папарацци клюют падаль, но прежде позвольте обеспечить корм.
Еще он не хотел искать логику в своем поступке. Они ведь так и не общались с этим Даниэлем, пара фраз – знакомство не в счет. Мотив: желание посмотреть, что у него внутри, почти геростратово желание разрушить и поиграть с Красотой, свести абстракцию к знаменателю реальности…
Наверное, Йохан все-таки сумасшедший.
Ну и что?
Пусть Даниэль беспокоится об этом. И ни слова о справедливости. Йохан не мстит, не завидует чужому совершенству. Всего-то намерен совершить покупку. Да, так проще. Относиться к Даниэлю как к бесхозной вещи в супермаркете. Йохан надеется получить скидку.
он не нужен мне не нужен не нужен, повторять фразу-мантру неудобно, неловко, точно говорить с набитым ртом. Разум и чувства тают и капают, Йохану чудится, что он оставляет след талой воды. Или кровавый. Где там операторы с видеокамерами – получился бы забавный триллер.
Даниэля не было, и странного чувства, собственнического, каннибальского – тоже.
Йохан сам все выдумал…
И то, на что решился – тоже.
Даниэль ушел из бара раньше Йохана – окликнул черноволосый согруппник, андроид послушно отлепил от себя блондинку, передал ее в надежные руки черноволосого, и поплелся прочь. Йохана он если и заметил, то в КЭШе активной памяти то не прописалось.
Йохан почувствовал себя настоящим маньяком. Он видит – а жертва слепа.
Но в тот вечер Йохан так и не вернулся за Даниэлем. Тщился выгрызть маску (имидж, я не такой, это только имидж) из подкорки, вместе с пятном-ожогом на сетчатке в форме лица, губ и волос Даниэля.
Содержимым сумки он запасся за три дня, а билет на поезд купил через неделю.
Даниэль пропустил репетицию и остался дома. Даниэль не отличался общительностью, и хотя, как правило, без труда входил в контакт с людьми, порой хотелось полностью отдохнуть от слов, чужих мыслей. Своих хватает…
Йорг говорит, что он, Даниэль, чересчур пассивен. Так же говорил и Бруно, но Бруно и не ждал от сессионника чего-либо, кроме умения играть на синтезаторе. В Skorbut Даниэль был вокалистом, требования возрастали. Даниэль физически чувствовал, как прожекторы слепят в глаза – на сцене много осветительной техники, а еще лица, биомасса с вкраплением всего спектра красок.
Даниэль заслонялся очками, а иногда – отсиживался дома. Как сегодня.
На автоответчике недовольно скрипели несколько неотвеченных вызовов. Даниэль задумчиво нажал кнопку «стереть», и возмущение Йорга вместе с какими-то еще якобы важными звонками растворилось во всемирной энтропии.
В подобные вечера энтропию воспринимаешь не абстракцией, а реальностью куда более четкой, чем деревья за окном, Йорг, телевизор, женские требовательные голоса – Даниэль не помнит имен.
Энтропия – коричневый мешок с бахромой ниток. Накинут на шею, узлы стянуты, и со стороны – вроде колпака Ку-клукс-клана. И задыхаешься.
Даниэль сидел в кресле и отстраненно смотрел мимо телеэкрана и окна. Через несколько часов он ляжет спать, а завтра пойдет на репетицию, вернется в колею привычной жизни. Йорг будет доволен.
Когда раздался звонок в дверь, Даниэль дернулся всем телом, словно просыпаясь от инсулиновой комы. Неловко смахнул пульт от телевизора на пол, и вместо того, чтобы поднять – пнул его. Будто вымещая протест на черной коробочке.
Проклятье, ну кто там еще?
Даниэль никого не ждал, никого не хотел видеть.
«Почтальон. Или что-то в таком духе», понадеялся он. Открытой дверь продержит не дольше двадцати секунд.
Время пошло.
Дуло пистолета загорелось серебристо и ярко, словно взорвали петарду лампу, Даниэль удивился – откуда такой яркий свет, каков угол отражения, при чем тут вообще пистолет, и…
Даниэль отшатнулся. Очень медленно поднял руки.
Реальность откатилась еще на пару градусов Цельсия вниз, к абсолютному нулю. Человек с пистолетом практически не был знаком Даниэлю, но внешность его была настолько отталкивающей, что он казался не сыном Адама, но порождением самой тьмы – болотной гнусной тьмы, откуда приползают пауки, крысы и неназываемые твари; энтропии, болезненных галлюцинаций. Даниэлю отчаянно захотелось ущипнуть себя и наконец-то проснуться, вместо этого он задал вопрос внезапно охрипшим голосом:
-Кто вы? Что вам нужно?
Ртутное зарево пистолета придвинулось к груди Даниэля:
-Неважно. Я пришел к тебе.
Ответ – в стиле демонов, гоблинов, сказочных чудовищ. Даниэль кротко улыбнулся. Перекошенная рожа «гоблина» исказилась еще больше, будто между ними поставили несколько мутных стекол.
-Что вам нужно? – повторил он.
Настоящего страха не было, густая пелена и холод анти-восприятия. Ткни Даниэль злополучное дуло пистолета – растает, распадется на клочки сна, вместе с неприятным типом.
Кому нужна смерть Даниэля? Он никогда не делал зла.
-Мне нужен ты, - фраза вырвана из контекста какого-нибудь фильма ужасов. Даниэль отмечает, что у гостя мягкий акцент, французский или что-то вроде того, это забавно – контраст к его облику и ситуации. Отблески света путаются в коротко стриженых бесцветных волосах и таких же бесцветных – и безумных – глазах.
-Вы хотите меня убить? – фарс продолжается. Даниэль делает несколько шагов назад. В конце коридора покачиваются тени, вторя ветру за окном. Пора бы испугаться, но страха нет, как и желания заорать/вызвать полицию/что-то аналогичное.
Даниэль досмотрит странный сон, даже если тот обратится кошмаром.
-Посмотрим, - хмыкает незваный гость. В левой руке у него сумка, безобразная холщовая сумка – под стать хозяину, она напоминает черепаху, с которой сорвали панцирь. Черепаху с молнией-зубами тираннозавра.
Заглянуть внутрь – все равно, что в бездну, и Даниэль отворачивается. Он уже прижался лопатками к стене. Отступать некуда. Белое пятно-пистолет везде, назойливое, как москит.
Только укус побольнее.
-Что вам, черт подери, нужно!? – Даниэль выкрикивает, и в его хрипловатый бас врезается визг телефона, сумка-черепаха падает на пол, гоблин хватается за пистолет обеими руками. На неровной коже блестит пот.
Потом человек с пистолетом отодвигается на пару шагов, а ухмылка расплывается чернильным пятном.
-Помнишь прошлый фест? Вы были у нас разогревом. Вы _служили_ нам, вот что значит «разогревать» у хедлайнеров. Ты мне понравился. Я пришел забрать тебя, - длиннопалая костистая ладонь касается лица Даниэля. Его передергивает.
Забрать тебя… он говорит почти как Йорг. Тот хвастается что «забрал» Даниэля у Бруно, гордится своим достижением, будто герой войны – орденом. Но этот тип – не Йорг… хотя, имя звучит как-то похоже.
Йохан, вспоминает Даниэль, зажмурившись оттого, что прохладная сталь скользит по шее, Йохан Ван Рой. Вокалист Suicide Commando. «Маньяк-убийца» на сцене, вроде Штефа, но Штеф сжигал себя дотла в своих шоу, точно бенгальский огонь, бэкстейж оставался металлоидный пепел…
Этот хуже. О да.
-Что ты хочешь от меня?
…Йохан ждал именно данного вопроса. С ударением на последнее слово, никак иначе – собирать паззл – тонкое искусство. Даниэль выглядит чутким и аккуратным, несмотря на почти двухметровый рост и сложение профессионального пловца. Сенсорная чуткость ай-подов и клавиатур, машинная, техногенная.
И да, кожа впрямь бледно-матовая у него, словно пластмассовый корпус компьютера.
Йохан гладит подбородок Даниэля, рассматривая лицо под разными углами. Хорошая покупка. Стоит вложенных денег.
Заверните.
-Что ты хочешь от меня?! – Даниэля словно прижимает к стене порывом урагана, поднятые вверх ладони – «не-стреляй-я-сдаюсь» - изменяют траекторию, она понятна Йохану. Парень надеется выбить пистолет.
Очень глупо.
Охотники чуют намерения жертв за тысячу километров и на двадцать шагов вперед.
Йохан скалится, демонстрируя желтоватые прокуренные зубы. Достает из сумки наручники – лишь один из аксессуаров, но Даниэль узнает все в подробностях позже.
-Иди, - командует он. – Запри дверь изнутри, и не пытайся орать: я выстрелю быстрее, чем кто-нибудь прибежит.
Даниэль исполняет приказ с тщательным автоматизмом робота. Йохан спокоен. Так и должна вести себя покупка.
Он заплатит, честное слово. Только после. Когда будет все равно…
Затем оба двигаются в спальню. Йохан почему-то думает, что это инициатива Даниэля, собственно, сам он еще не решил, что именно делать. Видимо, у игрушки небольшой набор функций. Или он привык к подобному обращению, цепочка ассоциаций с наручниками коротка и определенна, как у собаки Павлова. Звонок-кормление.
Йохан смеется.
-Что? – Даниэль оборачивается. По широкой спине скользят пряди волос-дрэдов, сейчас они не стянуты на затылке – распущены, отчего Даниэль немного смахивает на африканца. Только прической, конечно.
«Наверное, смеется над беспорядком в спальне», лениво думает он, полусмежив веки и склонив голову набок. Под тонкой кожей вздрагивают мускулы. Незаправленная кровать – лисье логово. А Йохан – такса.
-Ты привык, чтобы тебя имели? Во всех смыслах, а? - Даниэля толкают в спину, он теряет равновесие. Чтобы не упасть – хватается за спинку кровати, и так и остается в двусмысленной полусогнутой позе.
У Йохана отличная реакция. Подловил. Защелкнул чертовы наручники – две штуки, железо едва сомкнулось на крупных запястьях.
«Ты и правда еще хуже Бруно и Йорга вместе взятых», мысль-надоедливая оса. Раздражает, но не злит.
«Мне следует бояться…или протестовать, или пытаться освободиться – кто знает, как поступать, когда к тебе ломится маньяк?»
Даниэль не знает.
Вновь неприятный смех. Даниэлю он напоминает хлюпанье подошв по грязи. Но, пожалуй, так лучше – не видеть лица Йохана, по крайней мере, отвращение лишь аудиально, без визуального подкрепления.
-Что тебе от меня нужно? – в сотый раз. Риторический вопрос.
Йохан замирает на несколько мгновений. Сумка-черепаха изрыгает содержимое на смятые простыни, Даниэль изгибается, чтобы увидеть – и различает лишь черно-стальное пятно.
Затем вдоль позвоночника струится боль.
Сильная боль. Шесть по десятибалльной шкале, Даниэль дергается, кровать поднимается на дыбы норовистым конем.
«нож, чертов ублюдок порезал мне спину, черт…»
-Какого дьявола? – орет Даниэль. На шее вздуваются жилы. Йохан прижимает пахнущую влагой и железом пластину-лезвие к буграм.
-Я выбрал тебя. Не надо искать логику, я просто _выбрал_ тебя.
Хочется добавить о масках и пластике, Йохану больнее, от вида крови – втройне, рубашка Даниэля сползла на пол, а вертикальная рана на спине кровоточит неожиданно сильно и настойчиво.
Йохан всерьез рассчитывал обнаружить шестеренки и машинное масло? Вскрытие показало обратное.
-Ты хочешь трахнуть меня? Так давай, вперед, трахай и убирайся, - шипит Даниэль. Йохан где-то на периферии, зато боль – тысячи метеоритов, проявляется вновь.
«Что он… делает?»
Спички, внезапно понимает Даниэль. Зажигает спички и тушит их о рану.
«Он сумасшедший», решает Даниэль. К горлу подкатывает тошнота. Он извивается. Сернистые головки спичек, шершавые и юркие, как пауки, разбрелись по всему телу, и вспыхивают поочередно. Кожа шкворчит с омерзительным запахом, так пахнет пригоревшая курица. Желудок Даниэля осклизлым комом подкатывает к горлу.
«сдержаться… да, это лучше… лежать в собственной блевотине – плохая идея».
Сигналы закорочены в мозг. Даниэлю чудится, будто спички горят в его глазницах…
…только не подавать такой идеи Йохану…
Тлеет и одеяло. Устроит ли Йохан пожар?
Даниэлю все равно. Больно. Нож и огонь, Йохан всерьез объявил ему войну.
За что?
Ответы следует искать у энтропии… бессмыслица и энтропия – ключевое слово.
-Трахнуть тебя? – прерывистое дыхание над ухом Даниэля. – Ты привык, чтобы тебя трахал каждый встречный? Ты шлюха!
-А ты чокнутый садист! – выплевывает Даниэль сквозь сжатые губы.
«Я не шлюха… я просто не привык бороться. Каждый делал со мной все, что пожелает. Всю жизнь так было – я следовал за кем-то… ну вот, апофеоз покорности…»
-Садист? – Йохан прижимается небритой щекой к заголенной ране. На лице остается кровь и немного пепла. Йохан слизывает кончиком языка странный коктейль. – Ты сам _подтолкнул_ меня… ты – жертва. Думаешь, жертвы – субтильные девочки, и только? Нет. Вот _ты_ - идеал… Почти во всем.
Йохан грызет губы, крупицы пепла.
-Идеал красоты. Я пришел забрать тебя. Я коллекционер.
-Псих, - повторяет Даниэль. – Псих. Сумасшедший. Чокнутый. Шизик.
Каждое слово хлещет Йохана мокрой розгой. Рикошет. Он судорожно роется в сумке, вытряхивает новые орудия пыток. Крючья… очень мило, прямо как в фильме, по мотивам которого создан их самый знаменитый хит. Крючья – это идеально.
…особенно если воткнуть в собственную голову, выскрести отраву-маску-даниэль-тысамвиноват-тысделалэто-ты…
-Хочешь, чтобы тебя трахнули? Шлюшке надоели предварительные ласки, - он смеется горлом, но не эмоциями. Набор рыболовных крючков выскальзывает из мокрых от пота рук. Спокойно, командует он себе, маньяки и злодеи не должны волноваться.
Зато должны действовать. У него не вечность в запасе. Телефон периодически визжит нестройными трелями, еще нагрянет какой-нибудь незваный гость. Йохан не собирался тратить все пули на посторонних.
-Не хочу, - сквозь зубы бурчит Даниэль. – И я не шлюха. Но разве тебя это волнует?
Он надеется: псих трахнет его и уберется прочь. Они ведь не знакомы. Случайное совпадение и идея-фикс этого маньяка… может, последствие длительного воздержания? Судя по его роже, непохоже, что он пользуется бешеным спросом. Воистину, такому проще дать, чем объяснить, почему не хочешь.
Даниэль закрывает глаза, предвкушая новые пытки.
Он не ошибся.
Йохан вытряхнул рыболовные крючки на простыню. Выругался: вогнал пару под ноготь, довольно чувствительно. Ничего, куколке достанется больше. Йохан намерен усовершенствовать Красоту.
Он раздвигает края узкой кровоточащей раны на позвоночнике. С хирургической точностью вгоняет крючья вглубь.
Один. Два.
Отсчет в прямом или обратном порядке.
Даниэль выгибается и неслышно, гортанным бульканьем в трахее, кричит. Йохану не нравится, что жертва столь тиха.
Механистичная покорность… тогда где шестеренки? И провода? А если он все-таки человек, почему не бьется в агонии?
Йохан выворачивает кожу и верхний слой мышц наизнанку. Иногда задевает тонкие сосуды – выстреливает кровь, кровь забрызгала лицо и одежду Йохана, досталось и сумке-черепахе. Зато крючья держатся отлично. Настоящий пирсинг – вдоль всей спины.
-Теперь ты правда похож на кибера, - хмыкнул Йохан.
Даниэль почти не слышит его. Пытка затянулась, он медленно сползает к той границе, когда не-столь-уж-значительная-боль скапливается снежным комом, лавина засыплет его тысячами тон алого снега.
Даниэль _хочет_ отрубиться. Хищникам и маньякам неинтересны пассивные жертвы.
Кисло расползается во рту тошнота. Изо рта Даниэля капает слюна, он бьется в наручниках, он похож на казненного на электрическом стуле. Диоды-датчики регистрируют нулевую сопротивляемость… скоро везде останутся только нули.
-Хватит, - шепчет он.
Еще он похож на распятого.
Токсический Иисус, почему-то вспоминает Йохан. Обычно он не запоминал тексты песен «разогрева», но Даниэль исключение. Ты новое божество, а я распял тебя. Я настоящее зло во плоти.
Йохан смеется. Последний рыболовный крючок он вонзает в собственную щеку. Пора перейти к действиям иного рода, Йохан чувствует возбуждение, настойчивое, резкое, будто низ живота накачали липким горячим сиропом. Трется пахом о выступающие – призывно, а? – ягодицы Даниэля. Капли крови стекают по спине.
Йохан запрокидывает голову Даниэля, чтобы видеть выражение лица. Боль – и ненависть, пожалуй, расстегни Йохан сейчас наручники - не поздоровится. Даниэль сильнее, а боль пробудила его от вечной спячки.
«Ты не выживешь этой ночью, а я – хозяин», думает Йохан, сознавая, что хочет Даниэля _прямо сейчас_, растягивать игру далее – невозможно, невыносимо.
Он ломает ногти о пряжку ремня, расстегивая брюки. Даниэль натягивает цепи наручников, отчаянно пытаясь вырваться, крючья в спине входят глубже. Густо пахнет паленой кожей, рвотой и кровью.
Тоже…возбуждающие запахи.
Даниэля тошнит снова от боли и отвращения: пальцы Йохана раздвигают ягодицы. Пальцы – тоже крючья. Грубые.
«Скорее бы… закончилось. О боже, скорее бы все закончилось…»
Дальше – хуже, предугадывает Даниэль. Он прав. Прав. Прав…
Он кричит до растяжек в голосовых связках, чудится, будто вырвали кусок позвоночника и воткнули в анальное отверстие. Господи, _что_ Йохан может делать…что?! Даниэль пытается обернуться, но на полдороге его голову откидывает обратно от нового приступа агонии, больно не столько между ног, сколько в располосованной спине…
(крючья, дьявол, что он еще придумает с этими крючьями?)
Даниэль грызет губы.
Ощущать член Йохана внутри себя не менее отвратительно, чем все прочие его прикосновения.
«Проклятье… он вообще умеет нормально трахаться? Или только насиловать?»
В моем случае второе, объясняет себе Даниэль, больно от этого вдвойне, и обидно – словно для верности Йохан влил в саднящие раны уксусной эссенции.
Наручники. Они во всем виноваты… и нежелание _понимать_, что произойдет. Даниэль _мог бы_ выбить пистолет. Он ведь не боялся.
Просто…как обычно, надеялся – шторм отхлынет не коснувшись его и единой соленой каплей, он привык – все решается само-по-себе, его ведут на под уздцы, словно породистого коня. Что-то изменяется – в лучшую или худшую сторону, Даниэль привык принимать как есть, не задумываться, не…
О дьявол, как больно.
Он напрягает кубики пресса, пытаясь рассредоточить боль. Задеревеневшее изорванное тело протестует против вторжения. Йохан тупо раздирает его на куски. Крючьями, собой, он сам похож на ржавый железный лом.
Даниэль ненавидит Йохана и свою беспомощность.
-Убью тебя… - шипит он.
-О… - тот прерывает ритмичные движения. Витье крючьев в ране Даниэля расходится, некогда поправлять прихотливый орнамент. – Шлюшка решила проявить характер?
-Отвали, мразь, - пена с губ Даниэля падает на подушку. Наручники грызут запястья, словно собака – кость. Тесные. Не вырваться. И не сломать…
-Я же сказал, что _выбрал_ тебя. Ты _мой_, по крайней мере сегодня… и может быть, навсегда, - Йохан не расстается с ножом даже во время секса. И аккуратно проводит острием за ухом Даниэля.
Просто еще капля боли. Неразличимо на общем фоне.
«Что он, интересно, _хочет_ от меня? Чтобы я стонал и просил продолжать?»
-Хорошо, ты выбрал, хорошо. Но зачем ты… - говорить на языке маньяка, подлаживаться к сумасшедшему, мозги вытекают из дырки за ухом, нет, всего лишь кровь или сукровица, думай, Даниэль, если хочешь пережить ночь, - зачем портишь… игрушку?
Йохан извивается, вдалбливая себя в Даниэля. Жарко, горячо. Тела приклеились друг к другу. Потеки подсыхают странными татуировками, крючья-пирсинг в раззявленной ране тускло отражают блики и, кажется, лицо Йохана.
Что… что Даниэль сказал?
Что-то о расплавленных масках? О том, что Йохан забыл кто он – забыл с того момента, как купил билет на поезд. Нет, раньше. Когда увидел Даниэля.
Разбить музейный стенд и забрать эталон себе… но что останется?
В моей щеке крюк, почему-то думает Йохан, - а в спине Даниэля десять или двадцать, не считал.
Ярость – алая. Контрастом желтоватым, точно пергамент – из-за тусклого света, простыня. Ярость… не бесконечна.
Может, это цвет маски?
Йохан думает о том, что мертвый Даниэль не будет похож на выключенный компьютер, или на замороженный в толще айсберга обломок солнца.
Всего лишь кусок мяса. Бело-розовый кусок мяса. Красота живого тела столь недолговечна… и Йохан не заберет ее себе. Как жаль…
Йохан касается пальцами члена Даниэля, с легким удивлением обнаруживает, что тот не совсем _не_ реагировал на то, что происходило. Пожалуй, если постараться…
Йохан двигается медленней, зажмурившись. Ласкает Даниэля. Его собственное долговязое сухопарое тело изгибается по-змеиному, когда он под жадными губами скользит влажная кожа Даниэля.
Даниэль реагирует… потому что так выгоднее ему. К смерти приведет то или к освобождению, ему нет дела.
Господи, пусть все закончится. Как угодно, но _закончится_.
Йохан ненавидит свою жертву.
-Ты… ты вообще хоть ЧТО-НИБУДЬ чувствуешь?!
Зачем вопрос? Да, чувствует. Опасная близость болевого шока и томная тяжесть ненужного, диссоциативного возбуждения, Даниэлю не хватит слов, чтобы описать – он молчит. С губ капает пена.
Боль – неверный способ манипуляции, думает Йохан, теперь настойчивее лаская Даниэля. С возрастающим злорадством отмечает, что тот раздвигает бедра шире, упруго бьются под ладонью брюшные мышцы. Боль – не помеха сексу, лишь придает остроты.
Я все-таки _обладаю_ тобой, - повторяет Йохан беззвучно.
Даниэль сдавленно стонет, и то – не сигнал «мне больно».
Йохан скалится.
«У каждой электронной игрушки есть пульт управления. Любую программу можно взломать, вот и все».
Продолжать в том же духе.
Веки Даниэля прикрыты. Темно, повсюду – раскалено и мокро, тело отделилось от разума – вернее, разум забился в крохотную норку во лбу и оттуда безучастно наблюдает за происходящем. Пометки «боль», «унижение» - иероглифы на песке.
…Бруно и Йорг делали тоже самое, лишь растягивая на года. Даниэлю не привыкать.
Сладкое страдание, так это называется?
Йохан – не хуже и не лучше других.
Даниэлю обидно и весело от этой мысли. И он стонет от резкой боли в спине, от трепетного наслаждения, от горячечного тумана-безумия, не-реальности, энтропия, хаос, рождение, смерть, крючья, ночь, секс, ненависть, маски…
-Черт тебя подери!
Йохан кончает сам и заставляет Даниэля. Несколько минут лежит на спине, поглядывая на безвольно повисшее в цепях бледное тело – потеки крови похожи на следы поцелуев, а затем резко срывается с места:
-Где у тебя аптечка?
Даниэль не отвечает, и Йохану неимоверно хочется пнуть его. Без всяких извращений и истязаний, просто пнуть.
Аптечку он нашел в ванной, а крючья вытаскивал полчаса. Даниэль изредка вздрагивал и шипел, позвякивал наручниками.
Рана не такая и глубокая, отметил Йохан, и объявил это Даниэлю. Жить будешь…если я того захочу.
А как же обещания убить, уточнил Йохан у себя, но не ответил.
Даниэль проваливался в мирное, искристо-розовое, будто смесь йода и свежей крови, забытье, когда ощутил прикосновение пистолета к своему виску.
«Вот и все».
Он развернулся, почти надрывая шейные сухожилия, и сложилось в округлое «о» несколько петель на свежей ранке, но теперь Даниэль смотрел Йохану в лицо:
-Все-таки решил стрелять? Ну так вперед, - звучало отстраненно и разрушено, точно ветер на руинах мертвого города. – Только не тяни больше. Ночь коротка.
Йохан нажал на курок.
«Я мертв я уже мертв я…»
Даниэль открывает глаза медленно, по микронам, за это время разрушились и воссоединились галактики:
-Что это значит?
-Пистолет не заряжен, - усмехнулся Йохан. – Просто тебе не пришло в голову проверить это.
-Пошел ты...
Вместо того, чтобы отправиться по указанному адресу, Йохан расстегивает наручники:
-А теперь можешь отомстить мне.
Даниэль переворачивается на бок. Морщится: спину дергает, спина – сплошная искусанная на морозе губа, дурацкая ассоциация. Шрам будет, безучастно думает он.
Йохан стоит рядом. Даниэль морщится снова: Господи, иногда у тебя неудачные шуточки. Создать такое… существо… почему Даниэль не удивлен, что этот тип изображает (и, как выяснилось, является) маньяком?
Даниэль садится на кровати. Без крючьев в эпидермисе боль терпима. И он действительно мог бы отомстить. Йохан одного с ним роста, но худощав, вдвое уже в плечах. Пары ударов хватило бы.
-Пошел ты… - повторяет Даниэль, глядя на Йохана – и сквозь него.
Тот срывается с места – только не прочь, _на_ Даниэля, осознание опасности у него отрублено, вырезали кусок мозга или чего-то вроде – хватает Даниэля за руки, дергает, багрово расцветает кровь. Йохан скалится:
-Ты – во – всем – виноват! – выкрикивает он. – Ты подтолкнул меня! Ты… не играй благородного, шлюха!
Одним движением Даниэль пережимает горло недавнему мучителю:
-Убирайся. Я не вызову полицию, не бойся. Убирайся и выкинь меня из головы, или обратись к психоаналитику – меня не касается. Исчезни, понял, ИСЧЕЗНИ?!
Прижатый к стене Йохан не пугает. Отвращение, такое вызывает мокрица или полураздавленный дождевой червь – вот и все, что Даниэль ощущает.
А еще видит последний крюк. Он так и торчит в изрытой неприятными рытвинами щеке Йохана.
Даниэль извлекает кривой кусочек стали:
-Я оставлю это на память. А ты меня забудешь…понял?
Йохану полагается беситься, но вместо того он чувствует… _не_ чувствует маску. Маску маньяка.
Даниэль сжал ее до объема стального крючка – и вырвал прочь.
Йохан разворачивается, чтобы уходить.
-Эй, подожди, - вслед кричит Даниэль. – Ты забыл свою сумку.
Холщовое нечто с раззявленным ртом-молнией похоже на издохшую черепаху, и Йохан подхватывает ее с полубрезгливостью.
Поднять взгляд на Даниэля он избегает, так передвигаются по минному полю. Задерживается в холле, возится с замком. Даниэль тяжело поднимается, чтобы открыть дверь:
-Знаешь, а ведь мне стоит кое за что поблагодарить тебя. Я _был_ игрушкой – не в твоих руках, но в других, был долго. Теперь… изменится.
На самом деле Даниэль обращается не к Йохану, к себе.
Йохан проводит указательным пальцем по ранке в щеке:
-Черт тебя подери, Даниэль. Ты выжил. Ты… выиграл.
Он перешагнул порог, но оглянулся, нарушая все поверья, правила и приметы. Даниэль стоит, чуть сгорбившись, вертит в массивной ладони стальной крюк. Йохану хочется забрать. Он сдерживается.
«Маску... маску я/ты выжег… я снова стану собой. Или _не собой_. До следующего раза, Даниэль. До следующего раза».
(ты пережил – но лишь _эту_ ночь)
Даниэль швыряет крючок со всего размаху – насколько позволяет раненные мышцы спины.
- Вот именно, - Он задерживает взгляд на Йохане, отзеркаливая ухмылку и запечатывая все варианты «дальше» сургучом. Будь что будет. Это – другой раз. – Я остался жив.
2. Пэйринг - Йохан Ван Рой/Даниэль Гальда
3. Рейтинг - NC-17
4. Жанр - PWP
5. Комментарий - Бельгиец приехал в Германию, чтобы выместить злобу на том, кто слишком красив...
6. Предупреждение - насилие, принуждение.
7. Дисклеймер - всё выдумано.
“You won’t survive tonight”
читать дальшеКаждый носит маски. Обычно их сотни тысяч - одни для случайных прохожих, другие для знакомых, друзей, врагов, любимых; вряд ли кто-нибудь составлял список, подборка нужной идет интуитивно.
Если маска - имидж, ее приходится носить чаще. Публика не любит перемен.
Главное, уметь вовремя снять маску...пока она не приросла к лицу.
Йохан Ван Рой относился к своей маске "маньяка", "безумца", "серийного убийцы" как она того и заслуживала - вроде куска раскрашенного пластика, не более.
"Вы ведь не думаете всерьез, будто я садист и некрофил?"
Разумеется, нет. Кричать со сцены "ты не выживешь этой ночью" не запрещено законом. Вернувшись с очередного феста домой он не вспоминает об угрозах человечеству и лирическим героям.
До следующего раза.
...Пока не приросла к лицу.
Йохан смял в руке билет на поезд Брюссель - Мюнхен. Он не собирается делать ничего дурного. Прошлый EBM-фест не вывернул его наизнанку, не заставил плеваться невидимым ядом, будто актинию, не...
Тяжелая, словно камень Сизифа, сумка притаилась у ног, скалясь вставными челюстями замка-молнии.
«Не отказывайся от решений», следовало бы прицепить бейджем-памяткой.
Отлично. Он не отказывается, хотя и неясно – значит ли это поддаться одной из масок или победить.
В поездах не проверяют содержимое. Йохан неприметен, как и полагается маньяку. Непривлекательный мужчина в свободном свитере и потертых джинсах, он отталкивал любые взгляды.
Маска, думал Йохан, сейчас на мне маска человека. А кто я на самом деле?
Хищник, ответил он себе. Охотник.
Горячий пластик сценического образа затек под кожу. В мозг. Йохану следует проломить себе череп, вырвать глаза, зубы и язык - избавиться от липких капель.
Йохан одержим. Не сумасшедший, но одержим. Он не верит в демонов (ангелов, бога, черта), но верит в того, за кем едет.
"Ты не переживешь эту ночь, и мне плевать на последствия".
Маньяки зачастую годами выслеживают жертв. Высеребряют стены фотографиями, коллекционируют информацию о намеченном объекте со скрупулезностью ученого-вирусолога, что составляет реестр неизведанных бактерий. Йохану не потребовалось этих стадий.
Один фест. Один вечер. Одна жертва.
"Ты сам растворил маску и вколол эссенцию, будто дозу героина. Теперь у меня ломка, а ты поплатишься".
Янтарно-пивная полумгла, тысяча баров, а точка пересечения – этот. Исход лучей из центра бесконечности.
После выступления Йохану хочется расслабиться, ничего больше. Никакой смерти и статистики о суицидах. Причина смерти – алкоголь, сигареты и секс, а про рок-н-ролл (в их случае – EBM) – можно забыть.
Йохан сидит за стойкой, пытается познакомиться с очередной блондинкой, девушка воображает, что окуляры и виниловое мини кислотно-лилового цвета сделали ее киберфриком. Блондинка напоминает кляксу. Вызывающая яркость. Хочется прикоснуться и стереть рукой лишние краски.
Она отталкивает Йохана.
«Пока. Было приятно пообщаться».
Йохан достаточно пьян, чтобы проследить к кому именно направилась кислотная клякса. Лиловый винил маячит, словно подсветка-рождественская гирлянда, Йохан отталкивает пустую кружку из-под пива.
«Ты!»
Этого парня Йохан видел на фесте. Немецкое трио, кажется, выступали одним из разогревающих актов. Хедлайнерам – Suicide Commando не полагается тратить время на запоминания лиц «разогревающих». Они – лишь черви, пожиратели времени, гложут пустоту.
Они никто…
К черту, повторяет он вслух. Блондинка льнет к (они выступали на разогреве) этому типу. Он высокий, может, выше Йохана. И красивый.
Йохан никогда не оценивал мужчин с подобных позиций. На сей раз невозможно. Красота – чаще всего субъективное представление, но если бы существовали некие эталоны, образцы, выкристаллизованные в научных целях, нестойкие, как радиоактивные элементы, то вокалист малоизвестной немецкой группы считался бы таковым. Образец. Эталон. Руками не трогать.
…Блондинка так не считала. Она подсела к парню, стремясь прижаться, но тот реагировал неявно, темные глаза за стеклами оранжевых очков едва меняли выражение, покачивались пряди прически-пальмы. Немцу было жарко, он расстегнул рубашку, и выяснилось, что кожа матово-светлая, приглушенного оттенка хорошего кокса.
Даниэль, долетело имя. Парень назвал свое имя девушке, впрочем, не изменив отрешенной позы и выражения лица.
Его зовут Даниэль. Йохан удовлетворенно кивнул – у манекенов-андроидов есть имена. Пускай и кодовые клички.
Вонзишь в такого нож – и полетят шестеренки, плюс капли тосола.
Обладать Даниэлем – все равно, что купить дорогую машину, думал Йохан. У запястий вздувались вены.
Маска дрогнула от ледяного огня и, шипя, втекала в поры.
В поезде он запихал сумку под сидение и задремал, прижавшись виском к оконному стеклу. Появились шумные соседи, кто-то полез с расспросами, но Йохан старательно имитировал сон. Не боялся проговориться, скорее - выдать себя случайными жестами, мимикой, быть узнанным. Он предпочитал сохранять инкогнито. Папарацци клюют падаль, но прежде позвольте обеспечить корм.
Еще он не хотел искать логику в своем поступке. Они ведь так и не общались с этим Даниэлем, пара фраз – знакомство не в счет. Мотив: желание посмотреть, что у него внутри, почти геростратово желание разрушить и поиграть с Красотой, свести абстракцию к знаменателю реальности…
Наверное, Йохан все-таки сумасшедший.
Ну и что?
Пусть Даниэль беспокоится об этом. И ни слова о справедливости. Йохан не мстит, не завидует чужому совершенству. Всего-то намерен совершить покупку. Да, так проще. Относиться к Даниэлю как к бесхозной вещи в супермаркете. Йохан надеется получить скидку.
он не нужен мне не нужен не нужен, повторять фразу-мантру неудобно, неловко, точно говорить с набитым ртом. Разум и чувства тают и капают, Йохану чудится, что он оставляет след талой воды. Или кровавый. Где там операторы с видеокамерами – получился бы забавный триллер.
Даниэля не было, и странного чувства, собственнического, каннибальского – тоже.
Йохан сам все выдумал…
И то, на что решился – тоже.
Даниэль ушел из бара раньше Йохана – окликнул черноволосый согруппник, андроид послушно отлепил от себя блондинку, передал ее в надежные руки черноволосого, и поплелся прочь. Йохана он если и заметил, то в КЭШе активной памяти то не прописалось.
Йохан почувствовал себя настоящим маньяком. Он видит – а жертва слепа.
Но в тот вечер Йохан так и не вернулся за Даниэлем. Тщился выгрызть маску (имидж, я не такой, это только имидж) из подкорки, вместе с пятном-ожогом на сетчатке в форме лица, губ и волос Даниэля.
Содержимым сумки он запасся за три дня, а билет на поезд купил через неделю.
Даниэль пропустил репетицию и остался дома. Даниэль не отличался общительностью, и хотя, как правило, без труда входил в контакт с людьми, порой хотелось полностью отдохнуть от слов, чужих мыслей. Своих хватает…
Йорг говорит, что он, Даниэль, чересчур пассивен. Так же говорил и Бруно, но Бруно и не ждал от сессионника чего-либо, кроме умения играть на синтезаторе. В Skorbut Даниэль был вокалистом, требования возрастали. Даниэль физически чувствовал, как прожекторы слепят в глаза – на сцене много осветительной техники, а еще лица, биомасса с вкраплением всего спектра красок.
Даниэль заслонялся очками, а иногда – отсиживался дома. Как сегодня.
На автоответчике недовольно скрипели несколько неотвеченных вызовов. Даниэль задумчиво нажал кнопку «стереть», и возмущение Йорга вместе с какими-то еще якобы важными звонками растворилось во всемирной энтропии.
В подобные вечера энтропию воспринимаешь не абстракцией, а реальностью куда более четкой, чем деревья за окном, Йорг, телевизор, женские требовательные голоса – Даниэль не помнит имен.
Энтропия – коричневый мешок с бахромой ниток. Накинут на шею, узлы стянуты, и со стороны – вроде колпака Ку-клукс-клана. И задыхаешься.
Даниэль сидел в кресле и отстраненно смотрел мимо телеэкрана и окна. Через несколько часов он ляжет спать, а завтра пойдет на репетицию, вернется в колею привычной жизни. Йорг будет доволен.
Когда раздался звонок в дверь, Даниэль дернулся всем телом, словно просыпаясь от инсулиновой комы. Неловко смахнул пульт от телевизора на пол, и вместо того, чтобы поднять – пнул его. Будто вымещая протест на черной коробочке.
Проклятье, ну кто там еще?
Даниэль никого не ждал, никого не хотел видеть.
«Почтальон. Или что-то в таком духе», понадеялся он. Открытой дверь продержит не дольше двадцати секунд.
Время пошло.
Дуло пистолета загорелось серебристо и ярко, словно взорвали петарду лампу, Даниэль удивился – откуда такой яркий свет, каков угол отражения, при чем тут вообще пистолет, и…
Даниэль отшатнулся. Очень медленно поднял руки.
Реальность откатилась еще на пару градусов Цельсия вниз, к абсолютному нулю. Человек с пистолетом практически не был знаком Даниэлю, но внешность его была настолько отталкивающей, что он казался не сыном Адама, но порождением самой тьмы – болотной гнусной тьмы, откуда приползают пауки, крысы и неназываемые твари; энтропии, болезненных галлюцинаций. Даниэлю отчаянно захотелось ущипнуть себя и наконец-то проснуться, вместо этого он задал вопрос внезапно охрипшим голосом:
-Кто вы? Что вам нужно?
Ртутное зарево пистолета придвинулось к груди Даниэля:
-Неважно. Я пришел к тебе.
Ответ – в стиле демонов, гоблинов, сказочных чудовищ. Даниэль кротко улыбнулся. Перекошенная рожа «гоблина» исказилась еще больше, будто между ними поставили несколько мутных стекол.
-Что вам нужно? – повторил он.
Настоящего страха не было, густая пелена и холод анти-восприятия. Ткни Даниэль злополучное дуло пистолета – растает, распадется на клочки сна, вместе с неприятным типом.
Кому нужна смерть Даниэля? Он никогда не делал зла.
-Мне нужен ты, - фраза вырвана из контекста какого-нибудь фильма ужасов. Даниэль отмечает, что у гостя мягкий акцент, французский или что-то вроде того, это забавно – контраст к его облику и ситуации. Отблески света путаются в коротко стриженых бесцветных волосах и таких же бесцветных – и безумных – глазах.
-Вы хотите меня убить? – фарс продолжается. Даниэль делает несколько шагов назад. В конце коридора покачиваются тени, вторя ветру за окном. Пора бы испугаться, но страха нет, как и желания заорать/вызвать полицию/что-то аналогичное.
Даниэль досмотрит странный сон, даже если тот обратится кошмаром.
-Посмотрим, - хмыкает незваный гость. В левой руке у него сумка, безобразная холщовая сумка – под стать хозяину, она напоминает черепаху, с которой сорвали панцирь. Черепаху с молнией-зубами тираннозавра.
Заглянуть внутрь – все равно, что в бездну, и Даниэль отворачивается. Он уже прижался лопатками к стене. Отступать некуда. Белое пятно-пистолет везде, назойливое, как москит.
Только укус побольнее.
-Что вам, черт подери, нужно!? – Даниэль выкрикивает, и в его хрипловатый бас врезается визг телефона, сумка-черепаха падает на пол, гоблин хватается за пистолет обеими руками. На неровной коже блестит пот.
Потом человек с пистолетом отодвигается на пару шагов, а ухмылка расплывается чернильным пятном.
-Помнишь прошлый фест? Вы были у нас разогревом. Вы _служили_ нам, вот что значит «разогревать» у хедлайнеров. Ты мне понравился. Я пришел забрать тебя, - длиннопалая костистая ладонь касается лица Даниэля. Его передергивает.
Забрать тебя… он говорит почти как Йорг. Тот хвастается что «забрал» Даниэля у Бруно, гордится своим достижением, будто герой войны – орденом. Но этот тип – не Йорг… хотя, имя звучит как-то похоже.
Йохан, вспоминает Даниэль, зажмурившись оттого, что прохладная сталь скользит по шее, Йохан Ван Рой. Вокалист Suicide Commando. «Маньяк-убийца» на сцене, вроде Штефа, но Штеф сжигал себя дотла в своих шоу, точно бенгальский огонь, бэкстейж оставался металлоидный пепел…
Этот хуже. О да.
-Что ты хочешь от меня?
…Йохан ждал именно данного вопроса. С ударением на последнее слово, никак иначе – собирать паззл – тонкое искусство. Даниэль выглядит чутким и аккуратным, несмотря на почти двухметровый рост и сложение профессионального пловца. Сенсорная чуткость ай-подов и клавиатур, машинная, техногенная.
И да, кожа впрямь бледно-матовая у него, словно пластмассовый корпус компьютера.
Йохан гладит подбородок Даниэля, рассматривая лицо под разными углами. Хорошая покупка. Стоит вложенных денег.
Заверните.
-Что ты хочешь от меня?! – Даниэля словно прижимает к стене порывом урагана, поднятые вверх ладони – «не-стреляй-я-сдаюсь» - изменяют траекторию, она понятна Йохану. Парень надеется выбить пистолет.
Очень глупо.
Охотники чуют намерения жертв за тысячу километров и на двадцать шагов вперед.
Йохан скалится, демонстрируя желтоватые прокуренные зубы. Достает из сумки наручники – лишь один из аксессуаров, но Даниэль узнает все в подробностях позже.
-Иди, - командует он. – Запри дверь изнутри, и не пытайся орать: я выстрелю быстрее, чем кто-нибудь прибежит.
Даниэль исполняет приказ с тщательным автоматизмом робота. Йохан спокоен. Так и должна вести себя покупка.
Он заплатит, честное слово. Только после. Когда будет все равно…
Затем оба двигаются в спальню. Йохан почему-то думает, что это инициатива Даниэля, собственно, сам он еще не решил, что именно делать. Видимо, у игрушки небольшой набор функций. Или он привык к подобному обращению, цепочка ассоциаций с наручниками коротка и определенна, как у собаки Павлова. Звонок-кормление.
Йохан смеется.
-Что? – Даниэль оборачивается. По широкой спине скользят пряди волос-дрэдов, сейчас они не стянуты на затылке – распущены, отчего Даниэль немного смахивает на африканца. Только прической, конечно.
«Наверное, смеется над беспорядком в спальне», лениво думает он, полусмежив веки и склонив голову набок. Под тонкой кожей вздрагивают мускулы. Незаправленная кровать – лисье логово. А Йохан – такса.
-Ты привык, чтобы тебя имели? Во всех смыслах, а? - Даниэля толкают в спину, он теряет равновесие. Чтобы не упасть – хватается за спинку кровати, и так и остается в двусмысленной полусогнутой позе.
У Йохана отличная реакция. Подловил. Защелкнул чертовы наручники – две штуки, железо едва сомкнулось на крупных запястьях.
«Ты и правда еще хуже Бруно и Йорга вместе взятых», мысль-надоедливая оса. Раздражает, но не злит.
«Мне следует бояться…или протестовать, или пытаться освободиться – кто знает, как поступать, когда к тебе ломится маньяк?»
Даниэль не знает.
Вновь неприятный смех. Даниэлю он напоминает хлюпанье подошв по грязи. Но, пожалуй, так лучше – не видеть лица Йохана, по крайней мере, отвращение лишь аудиально, без визуального подкрепления.
-Что тебе от меня нужно? – в сотый раз. Риторический вопрос.
Йохан замирает на несколько мгновений. Сумка-черепаха изрыгает содержимое на смятые простыни, Даниэль изгибается, чтобы увидеть – и различает лишь черно-стальное пятно.
Затем вдоль позвоночника струится боль.
Сильная боль. Шесть по десятибалльной шкале, Даниэль дергается, кровать поднимается на дыбы норовистым конем.
«нож, чертов ублюдок порезал мне спину, черт…»
-Какого дьявола? – орет Даниэль. На шее вздуваются жилы. Йохан прижимает пахнущую влагой и железом пластину-лезвие к буграм.
-Я выбрал тебя. Не надо искать логику, я просто _выбрал_ тебя.
Хочется добавить о масках и пластике, Йохану больнее, от вида крови – втройне, рубашка Даниэля сползла на пол, а вертикальная рана на спине кровоточит неожиданно сильно и настойчиво.
Йохан всерьез рассчитывал обнаружить шестеренки и машинное масло? Вскрытие показало обратное.
-Ты хочешь трахнуть меня? Так давай, вперед, трахай и убирайся, - шипит Даниэль. Йохан где-то на периферии, зато боль – тысячи метеоритов, проявляется вновь.
«Что он… делает?»
Спички, внезапно понимает Даниэль. Зажигает спички и тушит их о рану.
«Он сумасшедший», решает Даниэль. К горлу подкатывает тошнота. Он извивается. Сернистые головки спичек, шершавые и юркие, как пауки, разбрелись по всему телу, и вспыхивают поочередно. Кожа шкворчит с омерзительным запахом, так пахнет пригоревшая курица. Желудок Даниэля осклизлым комом подкатывает к горлу.
«сдержаться… да, это лучше… лежать в собственной блевотине – плохая идея».
Сигналы закорочены в мозг. Даниэлю чудится, будто спички горят в его глазницах…
…только не подавать такой идеи Йохану…
Тлеет и одеяло. Устроит ли Йохан пожар?
Даниэлю все равно. Больно. Нож и огонь, Йохан всерьез объявил ему войну.
За что?
Ответы следует искать у энтропии… бессмыслица и энтропия – ключевое слово.
-Трахнуть тебя? – прерывистое дыхание над ухом Даниэля. – Ты привык, чтобы тебя трахал каждый встречный? Ты шлюха!
-А ты чокнутый садист! – выплевывает Даниэль сквозь сжатые губы.
«Я не шлюха… я просто не привык бороться. Каждый делал со мной все, что пожелает. Всю жизнь так было – я следовал за кем-то… ну вот, апофеоз покорности…»
-Садист? – Йохан прижимается небритой щекой к заголенной ране. На лице остается кровь и немного пепла. Йохан слизывает кончиком языка странный коктейль. – Ты сам _подтолкнул_ меня… ты – жертва. Думаешь, жертвы – субтильные девочки, и только? Нет. Вот _ты_ - идеал… Почти во всем.
Йохан грызет губы, крупицы пепла.
-Идеал красоты. Я пришел забрать тебя. Я коллекционер.
-Псих, - повторяет Даниэль. – Псих. Сумасшедший. Чокнутый. Шизик.
Каждое слово хлещет Йохана мокрой розгой. Рикошет. Он судорожно роется в сумке, вытряхивает новые орудия пыток. Крючья… очень мило, прямо как в фильме, по мотивам которого создан их самый знаменитый хит. Крючья – это идеально.
…особенно если воткнуть в собственную голову, выскрести отраву-маску-даниэль-тысамвиноват-тысделалэто-ты…
-Хочешь, чтобы тебя трахнули? Шлюшке надоели предварительные ласки, - он смеется горлом, но не эмоциями. Набор рыболовных крючков выскальзывает из мокрых от пота рук. Спокойно, командует он себе, маньяки и злодеи не должны волноваться.
Зато должны действовать. У него не вечность в запасе. Телефон периодически визжит нестройными трелями, еще нагрянет какой-нибудь незваный гость. Йохан не собирался тратить все пули на посторонних.
-Не хочу, - сквозь зубы бурчит Даниэль. – И я не шлюха. Но разве тебя это волнует?
Он надеется: псих трахнет его и уберется прочь. Они ведь не знакомы. Случайное совпадение и идея-фикс этого маньяка… может, последствие длительного воздержания? Судя по его роже, непохоже, что он пользуется бешеным спросом. Воистину, такому проще дать, чем объяснить, почему не хочешь.
Даниэль закрывает глаза, предвкушая новые пытки.
Он не ошибся.
Йохан вытряхнул рыболовные крючки на простыню. Выругался: вогнал пару под ноготь, довольно чувствительно. Ничего, куколке достанется больше. Йохан намерен усовершенствовать Красоту.
Он раздвигает края узкой кровоточащей раны на позвоночнике. С хирургической точностью вгоняет крючья вглубь.
Один. Два.
Отсчет в прямом или обратном порядке.
Даниэль выгибается и неслышно, гортанным бульканьем в трахее, кричит. Йохану не нравится, что жертва столь тиха.
Механистичная покорность… тогда где шестеренки? И провода? А если он все-таки человек, почему не бьется в агонии?
Йохан выворачивает кожу и верхний слой мышц наизнанку. Иногда задевает тонкие сосуды – выстреливает кровь, кровь забрызгала лицо и одежду Йохана, досталось и сумке-черепахе. Зато крючья держатся отлично. Настоящий пирсинг – вдоль всей спины.
-Теперь ты правда похож на кибера, - хмыкнул Йохан.
Даниэль почти не слышит его. Пытка затянулась, он медленно сползает к той границе, когда не-столь-уж-значительная-боль скапливается снежным комом, лавина засыплет его тысячами тон алого снега.
Даниэль _хочет_ отрубиться. Хищникам и маньякам неинтересны пассивные жертвы.
Кисло расползается во рту тошнота. Изо рта Даниэля капает слюна, он бьется в наручниках, он похож на казненного на электрическом стуле. Диоды-датчики регистрируют нулевую сопротивляемость… скоро везде останутся только нули.
-Хватит, - шепчет он.
Еще он похож на распятого.
Токсический Иисус, почему-то вспоминает Йохан. Обычно он не запоминал тексты песен «разогрева», но Даниэль исключение. Ты новое божество, а я распял тебя. Я настоящее зло во плоти.
Йохан смеется. Последний рыболовный крючок он вонзает в собственную щеку. Пора перейти к действиям иного рода, Йохан чувствует возбуждение, настойчивое, резкое, будто низ живота накачали липким горячим сиропом. Трется пахом о выступающие – призывно, а? – ягодицы Даниэля. Капли крови стекают по спине.
Йохан запрокидывает голову Даниэля, чтобы видеть выражение лица. Боль – и ненависть, пожалуй, расстегни Йохан сейчас наручники - не поздоровится. Даниэль сильнее, а боль пробудила его от вечной спячки.
«Ты не выживешь этой ночью, а я – хозяин», думает Йохан, сознавая, что хочет Даниэля _прямо сейчас_, растягивать игру далее – невозможно, невыносимо.
Он ломает ногти о пряжку ремня, расстегивая брюки. Даниэль натягивает цепи наручников, отчаянно пытаясь вырваться, крючья в спине входят глубже. Густо пахнет паленой кожей, рвотой и кровью.
Тоже…возбуждающие запахи.
Даниэля тошнит снова от боли и отвращения: пальцы Йохана раздвигают ягодицы. Пальцы – тоже крючья. Грубые.
«Скорее бы… закончилось. О боже, скорее бы все закончилось…»
Дальше – хуже, предугадывает Даниэль. Он прав. Прав. Прав…
Он кричит до растяжек в голосовых связках, чудится, будто вырвали кусок позвоночника и воткнули в анальное отверстие. Господи, _что_ Йохан может делать…что?! Даниэль пытается обернуться, но на полдороге его голову откидывает обратно от нового приступа агонии, больно не столько между ног, сколько в располосованной спине…
(крючья, дьявол, что он еще придумает с этими крючьями?)
Даниэль грызет губы.
Ощущать член Йохана внутри себя не менее отвратительно, чем все прочие его прикосновения.
«Проклятье… он вообще умеет нормально трахаться? Или только насиловать?»
В моем случае второе, объясняет себе Даниэль, больно от этого вдвойне, и обидно – словно для верности Йохан влил в саднящие раны уксусной эссенции.
Наручники. Они во всем виноваты… и нежелание _понимать_, что произойдет. Даниэль _мог бы_ выбить пистолет. Он ведь не боялся.
Просто…как обычно, надеялся – шторм отхлынет не коснувшись его и единой соленой каплей, он привык – все решается само-по-себе, его ведут на под уздцы, словно породистого коня. Что-то изменяется – в лучшую или худшую сторону, Даниэль привык принимать как есть, не задумываться, не…
О дьявол, как больно.
Он напрягает кубики пресса, пытаясь рассредоточить боль. Задеревеневшее изорванное тело протестует против вторжения. Йохан тупо раздирает его на куски. Крючьями, собой, он сам похож на ржавый железный лом.
Даниэль ненавидит Йохана и свою беспомощность.
-Убью тебя… - шипит он.
-О… - тот прерывает ритмичные движения. Витье крючьев в ране Даниэля расходится, некогда поправлять прихотливый орнамент. – Шлюшка решила проявить характер?
-Отвали, мразь, - пена с губ Даниэля падает на подушку. Наручники грызут запястья, словно собака – кость. Тесные. Не вырваться. И не сломать…
-Я же сказал, что _выбрал_ тебя. Ты _мой_, по крайней мере сегодня… и может быть, навсегда, - Йохан не расстается с ножом даже во время секса. И аккуратно проводит острием за ухом Даниэля.
Просто еще капля боли. Неразличимо на общем фоне.
«Что он, интересно, _хочет_ от меня? Чтобы я стонал и просил продолжать?»
-Хорошо, ты выбрал, хорошо. Но зачем ты… - говорить на языке маньяка, подлаживаться к сумасшедшему, мозги вытекают из дырки за ухом, нет, всего лишь кровь или сукровица, думай, Даниэль, если хочешь пережить ночь, - зачем портишь… игрушку?
Йохан извивается, вдалбливая себя в Даниэля. Жарко, горячо. Тела приклеились друг к другу. Потеки подсыхают странными татуировками, крючья-пирсинг в раззявленной ране тускло отражают блики и, кажется, лицо Йохана.
Что… что Даниэль сказал?
Что-то о расплавленных масках? О том, что Йохан забыл кто он – забыл с того момента, как купил билет на поезд. Нет, раньше. Когда увидел Даниэля.
Разбить музейный стенд и забрать эталон себе… но что останется?
В моей щеке крюк, почему-то думает Йохан, - а в спине Даниэля десять или двадцать, не считал.
Ярость – алая. Контрастом желтоватым, точно пергамент – из-за тусклого света, простыня. Ярость… не бесконечна.
Может, это цвет маски?
Йохан думает о том, что мертвый Даниэль не будет похож на выключенный компьютер, или на замороженный в толще айсберга обломок солнца.
Всего лишь кусок мяса. Бело-розовый кусок мяса. Красота живого тела столь недолговечна… и Йохан не заберет ее себе. Как жаль…
Йохан касается пальцами члена Даниэля, с легким удивлением обнаруживает, что тот не совсем _не_ реагировал на то, что происходило. Пожалуй, если постараться…
Йохан двигается медленней, зажмурившись. Ласкает Даниэля. Его собственное долговязое сухопарое тело изгибается по-змеиному, когда он под жадными губами скользит влажная кожа Даниэля.
Даниэль реагирует… потому что так выгоднее ему. К смерти приведет то или к освобождению, ему нет дела.
Господи, пусть все закончится. Как угодно, но _закончится_.
Йохан ненавидит свою жертву.
-Ты… ты вообще хоть ЧТО-НИБУДЬ чувствуешь?!
Зачем вопрос? Да, чувствует. Опасная близость болевого шока и томная тяжесть ненужного, диссоциативного возбуждения, Даниэлю не хватит слов, чтобы описать – он молчит. С губ капает пена.
Боль – неверный способ манипуляции, думает Йохан, теперь настойчивее лаская Даниэля. С возрастающим злорадством отмечает, что тот раздвигает бедра шире, упруго бьются под ладонью брюшные мышцы. Боль – не помеха сексу, лишь придает остроты.
Я все-таки _обладаю_ тобой, - повторяет Йохан беззвучно.
Даниэль сдавленно стонет, и то – не сигнал «мне больно».
Йохан скалится.
«У каждой электронной игрушки есть пульт управления. Любую программу можно взломать, вот и все».
Продолжать в том же духе.
Веки Даниэля прикрыты. Темно, повсюду – раскалено и мокро, тело отделилось от разума – вернее, разум забился в крохотную норку во лбу и оттуда безучастно наблюдает за происходящем. Пометки «боль», «унижение» - иероглифы на песке.
…Бруно и Йорг делали тоже самое, лишь растягивая на года. Даниэлю не привыкать.
Сладкое страдание, так это называется?
Йохан – не хуже и не лучше других.
Даниэлю обидно и весело от этой мысли. И он стонет от резкой боли в спине, от трепетного наслаждения, от горячечного тумана-безумия, не-реальности, энтропия, хаос, рождение, смерть, крючья, ночь, секс, ненависть, маски…
-Черт тебя подери!
Йохан кончает сам и заставляет Даниэля. Несколько минут лежит на спине, поглядывая на безвольно повисшее в цепях бледное тело – потеки крови похожи на следы поцелуев, а затем резко срывается с места:
-Где у тебя аптечка?
Даниэль не отвечает, и Йохану неимоверно хочется пнуть его. Без всяких извращений и истязаний, просто пнуть.
Аптечку он нашел в ванной, а крючья вытаскивал полчаса. Даниэль изредка вздрагивал и шипел, позвякивал наручниками.
Рана не такая и глубокая, отметил Йохан, и объявил это Даниэлю. Жить будешь…если я того захочу.
А как же обещания убить, уточнил Йохан у себя, но не ответил.
Даниэль проваливался в мирное, искристо-розовое, будто смесь йода и свежей крови, забытье, когда ощутил прикосновение пистолета к своему виску.
«Вот и все».
Он развернулся, почти надрывая шейные сухожилия, и сложилось в округлое «о» несколько петель на свежей ранке, но теперь Даниэль смотрел Йохану в лицо:
-Все-таки решил стрелять? Ну так вперед, - звучало отстраненно и разрушено, точно ветер на руинах мертвого города. – Только не тяни больше. Ночь коротка.
Йохан нажал на курок.
«Я мертв я уже мертв я…»
Даниэль открывает глаза медленно, по микронам, за это время разрушились и воссоединились галактики:
-Что это значит?
-Пистолет не заряжен, - усмехнулся Йохан. – Просто тебе не пришло в голову проверить это.
-Пошел ты...
Вместо того, чтобы отправиться по указанному адресу, Йохан расстегивает наручники:
-А теперь можешь отомстить мне.
Даниэль переворачивается на бок. Морщится: спину дергает, спина – сплошная искусанная на морозе губа, дурацкая ассоциация. Шрам будет, безучастно думает он.
Йохан стоит рядом. Даниэль морщится снова: Господи, иногда у тебя неудачные шуточки. Создать такое… существо… почему Даниэль не удивлен, что этот тип изображает (и, как выяснилось, является) маньяком?
Даниэль садится на кровати. Без крючьев в эпидермисе боль терпима. И он действительно мог бы отомстить. Йохан одного с ним роста, но худощав, вдвое уже в плечах. Пары ударов хватило бы.
-Пошел ты… - повторяет Даниэль, глядя на Йохана – и сквозь него.
Тот срывается с места – только не прочь, _на_ Даниэля, осознание опасности у него отрублено, вырезали кусок мозга или чего-то вроде – хватает Даниэля за руки, дергает, багрово расцветает кровь. Йохан скалится:
-Ты – во – всем – виноват! – выкрикивает он. – Ты подтолкнул меня! Ты… не играй благородного, шлюха!
Одним движением Даниэль пережимает горло недавнему мучителю:
-Убирайся. Я не вызову полицию, не бойся. Убирайся и выкинь меня из головы, или обратись к психоаналитику – меня не касается. Исчезни, понял, ИСЧЕЗНИ?!
Прижатый к стене Йохан не пугает. Отвращение, такое вызывает мокрица или полураздавленный дождевой червь – вот и все, что Даниэль ощущает.
А еще видит последний крюк. Он так и торчит в изрытой неприятными рытвинами щеке Йохана.
Даниэль извлекает кривой кусочек стали:
-Я оставлю это на память. А ты меня забудешь…понял?
Йохану полагается беситься, но вместо того он чувствует… _не_ чувствует маску. Маску маньяка.
Даниэль сжал ее до объема стального крючка – и вырвал прочь.
Йохан разворачивается, чтобы уходить.
-Эй, подожди, - вслед кричит Даниэль. – Ты забыл свою сумку.
Холщовое нечто с раззявленным ртом-молнией похоже на издохшую черепаху, и Йохан подхватывает ее с полубрезгливостью.
Поднять взгляд на Даниэля он избегает, так передвигаются по минному полю. Задерживается в холле, возится с замком. Даниэль тяжело поднимается, чтобы открыть дверь:
-Знаешь, а ведь мне стоит кое за что поблагодарить тебя. Я _был_ игрушкой – не в твоих руках, но в других, был долго. Теперь… изменится.
На самом деле Даниэль обращается не к Йохану, к себе.
Йохан проводит указательным пальцем по ранке в щеке:
-Черт тебя подери, Даниэль. Ты выжил. Ты… выиграл.
Он перешагнул порог, но оглянулся, нарушая все поверья, правила и приметы. Даниэль стоит, чуть сгорбившись, вертит в массивной ладони стальной крюк. Йохану хочется забрать. Он сдерживается.
«Маску... маску я/ты выжег… я снова стану собой. Или _не собой_. До следующего раза, Даниэль. До следующего раза».
(ты пережил – но лишь _эту_ ночь)
Даниэль швыряет крючок со всего размаху – насколько позволяет раненные мышцы спины.
- Вот именно, - Он задерживает взгляд на Йохане, отзеркаливая ухмылку и запечатывая все варианты «дальше» сургучом. Будь что будет. Это – другой раз. – Я остался жив.
@темы: CROSSOVER, ANGST, NON-CON, PWP, NC-21, BDSM, Skorbut, Suicide Commando
-
-
28.12.2006 в 17:33мой мосх!!!!
безумно понравились всякие киберпанковские метафоры и эпитеты...
логика у Йохана ваще не предусматривалась, как я понимаю. Но блин, ЖУТЬ как классно! *побёх читать чужой подарок*
-
-
28.12.2006 в 17:58рада что понравилось