Конечная станция - Эдем

[german-gothic-slash]

1. Фандом - Samsas Traum, Sigur Ros
2. Пэйринг - Александр Каште/Даниэль Шредер, призрак Йенси из Сигур Рос
3. Рейтинг - PG
4. Жанр - элементы POV, ангст
5. Комментарий - не запихивайте, детишечки, в рот всякую гадость, а то может случиться то, что случилось с дядей Каште в моем фике. В общем, - в потолке открылись люки, не пугайтесь, это глюки))))) Абзацы от первого лица - это POV Алекса, разумеется. И тексты песни в тексте - это честно спертый мною перевод этой песни с русского фэн сайта Samsas Traum.
6. Предупреждение -
7. Дисклеймер - ни в чью частную жизнь не вмешиваюсь, это всего лишь мои фантазии. Алекс Каште не псих))))) Может быть)))))



Конечная станция - Эдем

***
Бессонница и депрессия. Депрессия и бессонница. Две подруги, две лесбиянки, две неотделимые спутницы моей жизни. Каждую ночь они приходят ко мне. Каждую ночь они трахают мой мозг, склоняя на видимую только мне беседу с ними. Рецепты, рецепты, инструкции, правила… На кой черт нужны все эти бесполезные бумажки, вложенные в коробочки с лекарствами? Или это лишний повод подтвердить врачам то, что они не зря получали свои дипломы? Для кого эти дозы - «принимать взрослым по две таблетки»? Для хомячков? Этого мизера недостаточно, для того, чтобы заглушить ту какофонию мыслей, которая раздирает мое сознание. Уже несколько дней я глотаю двойную дозу этих таблеточек. И просыпаюсь каждый раз, как после попойки, чтобы снова проглотить порцию очередных средств, чтобы оставаться в строю.

Наверно, скоро перестану пользоваться гримом на выступлениях, потому что мои готичные последствия бессонницы под глазами будут смотреться не хуже, чем любая черная краска. И проблема со сценическим образом тоже решится. Образ наркомана, не принимающего наркотики. Красота. Снотворное и энергетики – это не наркотики, это вынужденная необходимость для того, чтобы хоть чуть-чуть стоять на ногах. Я не собираюсь углубляться в какие-то тайные неведомые транквилизаторные миры, я просто хочу пережить завтрашний концерт. Спеть пару дерьмовеньких песенок, взорвать психику толпе визжащих детишек, что повлечет за собой очередную бездарную статейку какого-нибудь бульварного журналюги, возомнившего себя музыкальным критиком.

Господи, как же раскалывается моя голова… Интересно, сколько я должен еще сидеть и ждать, пока подействуют эти чертовы препараты.. Сколько можно смотреть в эту темноту, подсвечиваемую бликами фонарей из окна… Одно и то же. Куда бы я не переехал, везде одно и тоже. Всю жизнь одна и та же роль протагониста, который не находит покоя в этой реальности. Образ, образ, образ… Я уже и сам запутался кто сейчас я – настоящий или придуманный мной вечно кричащий о боли герой… Только бы пережить, только бы пережить завтрашний концерт…

***
- Алекс, с тобой все в порядке? – в глазах Даниэля пробежало беспокойство, когда он увидел не в меру бледного коллегу.
- Да, вроде, жив еще, - вяло улыбнулся Каште, - у тебя есть что-нибудь для поднятия настроения?
- Может, лучше не надо? Все-таки концерт впереди.
- Да говорю тебе, все в норме, просто последнее время я очень устаю. Эта постоянная нервотрепка с промоутерами кого хочешь вымотает. Где остальные?
- Должны вот-вот подойти, рано ведь еще.
- Отлично, я тогда спущусь в бар. Ты со мной?
- Нет, я тут, пока никого нет, саксофон нормально отстрою. Поосторожней там с выпивкой, все-таки ты неважно выглядишь.
- Все будет окей. Не беспокойся обо мне.

Даниэль тяжело вздохнул. Он прекрасно понимал, что с их фронтменом творится что-то неладное. Да, за столько лет, сколько они вместе, можно привыкнуть ко всему. Привыкнуть к странным выкрутасам Алекса, к его беспричинным впаданиям в транс, после которых он лихорадочно твердил об ужасных видениях, связанных со смертями каких-то незнакомых людей, или его виртуальных путешествиях в свои придуманные миры, и тому подобное, которое в подобной ситуации можно списать на причуды талантливых личностей. И Даниэль списывал. Главное, что его поведение не вредит окружающим. А в остальном – пусть себе фантазирует, если это создает хорошую почву для творчества. Но в последнее время Алекс был очень вял, постоянно испытывал похмельную слабость и внешне становился все больше и больше похожим на привидение. Все его коллеги по музыкальному цеху, особенно Даниэль, который знал его дольше всех, пытались вызвать его на откровенный разговор, но любые подобные действия тут же пресекались вокалистом. Каште просто отмахивался и говорил, что с ним все в порядке, пытался, как прежде, философствовать, и даже как обычно шутить на тему его возможного мирового господства. Шредер, конечно же, не мог спокойно на это смотреть, но силой заставить взрослого мужчину обратиться к врачу, тем более такого, как Алекс, было заранее утопическим. И он молчал, молчал, просто заставлял себя молчать. Но все же периодически посматривал на руки Алекса, опасаясь худшего. А вокалиста, казалось, ничего не волновало, он просто пребывал на границе реального и вымышленного миров. И саксофонист надеялся, что без вмешательства психотропных препаратов.

***

Еще шаг, еще один шаг… Сейчас, сейчас… Выйду на сцену, и мне полегчает… Сцена и энергетика публики всегда были хорошими ободряющими средствами. Даже мигрень проходила, когда я только ступал на эту священную территорую. Черт, башка такая тяжелая, будто сделана из железа. Соберись, соберись…. Кофе с коньяком всегда помогал. И сейчас должен помочь. И тошнота должна отпустить. Кофе всегда мало, а коньяка много…Надеюсь, на сцену уже положили минералку. Попью ее, и все пройдет. Пройдет, пройдет, прой… Чего это они на меня все так смотрят, как будто я совершил какое-то преступление? Со мной все в порядке, ясно вам? Идите лучше на сцену, идиоты. Кем бы вы были, если бы не я! На мне все держится, а вы этим пользуетесь, жалкие неудачники! Только попробуйте слажать… Хреново мне, хреново… Надо собраться с силами… Аплодируют… я слышу визг толпы. Надо идти, не останавливаясь, как на свет в конце туннеля, как на огонек хижины среди мрака непроходимого леса… Я сейчас выйду и начну снова раздирать душу каждого зрителя своей непомерной трагичностью, которая не дает жить спокойно, словно клещ, выедает меня изнутри, уничтожает. Я же всегда хотел заниматься политикой, что я тут делаю, почему так яростно борюсь за свое существование в музыкальном мире? О Боже, что за бред… Музыкант руководит Германией.. Или Австрией… Настоящий бред… Тошнота подступает.. Ноги настолько ватные, что я еле передвигаюсь.. Сейчас, сейчас.. Немного осталось…Я должен дойти…

***
«Конечная станция Эдем.
Мой путь;
Он оканчивается здесь»

Быстрая ритмичная музыка острым лезвием бьет по вискам. Пот струится по щекам. Точно пот? Точно? Или кровь из пробитых висков? Не отвлекаться… Проигрыши между строками слишком малы, нужно двигаться дальше. Дальше, дальше…

«Конечная станция Эдем
Я больше не с тобой»

Дрожь подкатывает к рукам. Она буквально хватает за пальцы, не давая нормально держать микрофон. Не нужно было его вынимать из стойки, ведь теперь невозможно поставить его обратно. Становится душно. Это затрудняет пение. Хочется все бросить и уйти со сцены. Но оступиться нельзя, падальщики не дремлют. Дальше, дальше…

«Конечная станция Эдем.
Мой путь;
Он оканчивается здесь»

Заглотнуть воздух, напиться чертовым воздухом. Чтобы хватило на всех. Чтобы не заглох автопилот, на котором держусь.

«Конечная станция Эдем.
Этой ночью мы умираем»

Басы немилосердны. Они сжигают душу, вырывают зубы, выдирают с корнем голосовые связки. Реальность размывается светом прожекторов. Какие-то тени устроили дьявольскую оргию прямо в их акварельных лучах. Колени слабеют, и из-за этого подкашиваются ноги. Сейчас бы хорошо запереться в домик улитки и спокойно пить там чай. Почему я не родился жуком? Жукам сейчас хорошо, они живут в теплой радуге. Им приносят еду, а не просят у них хлеба. У них есть любовь, а моя меня покинула. Моя любовь живет в горах. Она приходила ко мне неделю назад и рассказывала о красивых птицах. А тут просто дерьмо, мы все погрязли в дерьме, так сейчас и скажу им всем. Вся жизнь – это происки дьявола. Это череда ошибок. Я не могу здесь жить. На меня давит домик улитки. Черт бы побрал все это дерьмо!

- Алекс! Алекс! Проигрыш закончился, - шепот. Это тени шепчут мне.
- Алекс, мать твою, пой давай, - я не поддамся на их уговоры. Это все ложь.

Ближе, они все ближе. Они вовлекают меня в свой танец плоти, я не в силах сопротивляться. Все сливается в этом танце. Они ранят меня своими острыми кинжалами. Я не могу их ударить в ответ. Почему, почему я не могу их ударить?

«И в железном горшке
Росли кости моей на…деж….

«Алекс! Что с тобой?! Алекс! – голоса, отпустите меня…. Я просто хочу уйти...


***
Даниэль сидел на мягком стуле, уронив голову к себе на ладони. Электрический свет придавал его коже желтый оттенок. Часы размеренно отсчитывали продолжительность его пребывания в таком положении. Но для Шредера время как будто остановилось.

- Дани, - внезапно раздавшийся голос Мартина заставил его вздрогнуть и поднять голову, - Дани, есть какие-нибудь новости?

- Пока нет, - отсутствующе проговорил саксофонист, - что там, на улице?

- Толпа фанатов, похоже, собирается разбить лагерь прямо перед парадным входом больницы. Я им Майкла на растерзание оставил, пусть теперь он их успокаивает. Ты как сам-то? Может, кофе принести?

- Да, не помешало бы. Черт возьми, и зачем я пустил его в бар перед концертом? Я же видел, что с ним что-то не так, как я мог быть таким идиотом? Черт…

- Да брось ты, это не твоя вина. С Алексом уже давно что-то происходило, этого мог не заметить только слепой. И кстати, это еще не факт, что он упал в обморок именно из-за алкоголя.

Вдруг на горизонте появилась фигура доктора, и Шредер тут же вскочил со стула.

- Ну что с ним доктор? - этот вопрос стремительно вылетел из горла Даниэля, как только служитель медицины приблизился к ним.

- Пока конкретного заключения я вам дать не могу, - монотонно ответил врач, - на данном этапе пока установлено, что пациент продолжительное время принимал различные психотропные препараты, - снотворное, транквилизаторы различных групп. Причем, употребляемые дозы значительно превышали норму. К тому же, принятие алкоголя значительно ускоряет их всасывание. Это все долго копилось в организме и привело к сильному токсическому отравлению. Мы сделали промывание, но как дальше себя поведет пациент пока не известно. Мы будем продолжать его наблюдать, установим, какие именно психотропные средства он принимал, тогда и можно будет поставить окончательный диагноз и подобрать персональную терапию.

- А к нему можно сейчас? – Даниэль встревоженно посмотрел в стеклянные глаза врача.

- Он сейчас спит, поэтому…

- Ну, доктор…

- Ладно, только пять минут. И кто-то один.

Даниэль умоляюще посмотрел на Мартина. Тот одобрительно кивнул, и саксофонист быстро зашагал к палате, где находился Алекс, и скрылся за дверью.


Подойдя к кровати Каште, Шредер осторожно присел на ее край. Алекс… Тот Алекс, с которым они проводили так много времени вместе, над которым он постоянно подшучивал, когда тот во время просмотра новостей, возмущался и пытался переделать законы, принятые властями. Тот Алекс, который в порыве гнева мог разбомбить дорогостоящую аппаратуру, а потом бегать по всем знакомым занимать деньги на покупку новой. Тот Алекс…Ну почему он допустил подобное, почему он закрывал глаза на поведение коллеги? Шредер не переставал винить себя в происходящем.

Саксофонист смотрел на спящего вокалиста, как на ребенка, вымотавшегося после продолжительной прогулки. Спутавшиеся русые волосы Алекса, беспорядочно покрывавшие его лицо, периодически шевелились от его легкого ветерка его дыхания. Рот был наполовину приоткрыт, и саксофонист заметил, как с его губ медленно стекает слюна. Он достал бумажный платок и нежно вытер ее. Но тут, к его удивлению, Каште открыл глаза и, посмотрел на Даниэля.

- Это ты, - попытался улыбнуться он.
- Ты как? - забеспокоился саксофонист.
- Ты пришел, - игнорировал его вопрос Алекс, - я знал, что ты придешь. Ты приходил ко мне еще в других видениях, и сейчас тоже пришел.
- Как же я мог не придти, ведь я твой друг!

- Не говори ничего, не надо, - вокалист с трудом приподнял дрожащую руку и дотронулся до губ Даниэля, - дай мне просто посмотреть на тебя. Я скучал, я думал, что обречен вечно гнить в этой сырой темной пещере и питаться червяками и личинками, а вот ты здесь, и я уже на небе.

Даниэль почувствовал, как сухой комок подбирается к его горлу. Он сглотнул и негодующе уставился на друга. Что это еще за новости, к чему такой разговор? Или это отравление дает о себе знать? Единственное, на что был способен Алекс в общении, так это только на обсуждение каких-то рабочих вопросов или простой дружеский треп за баночкой пива. А такой внезапный порыв нежных чувств никак не входил в словарный запас Каште, по крайней мере, по отношению к Шредеру. Все было настолько странно и непонятно, что Даниэль не мог пошевелиться. А Алекс продолжал:

- Как я люблю, когда ты вот так смотришь. Ты тот, кто меня заставляет остаться в этой гребаной никчемной жизни. Почему я этого тебе не говорил никогда? Какой же я идиот, раз упускал такую возможность прикоснуться к тебе, утонуть в запахе твоего тела. Ты ведь не оставишь меня, правда?

Черт побери, да что это с ним? Хотя, какая разница, какая, на хрен, разница, если все твое естество готово просто задохнуться от его прикосновений. Когда еле сдерживаешься от того, чтобы не закричать о своих новых чувствах на всю больницу, чтобы не осыпать поцелуями это тело с ног до головы. Даниэль судорожно обхватил руки Алекса и прижал их к груди. Его разум недоумевал, его тело трепетало, его сердце было в одном шаге от того, чтобы выпрыгнуть из груди.

- Как хорошо, что ты у меня есть, - прошептал Алекс

- Алекс, но, что это…зачем…я….

«А пошло все к черту, будь что будет, - подумал Шредер, который был уже не в силах сдерживать себя. Он наклонился к другу и поцеловал его в губы, которые оказались такими мягкими, что было бы просто преступлением быстро от них оторваться. Его язык ласкал язык саксофониста так нежно и страстно, что Даниэль думал, что кончит прямо здесь, сидя на больничной койке под взгляды не по-детски шокированных остальных пациентов, находившихся в палате.

- Ты не призрак, - проговорил Алекс, когда они оторвались друг от друга, - а я так боялся, что мне все это снится. Но теперь я знаю, что это не так.

- Ничего, ничего, дорогой мой, все будет хорошо, я обещаю, - шептал растроганный Даниэль

- Ты увезешь меня?

- Куда?

- К себе, в горы. Помнишь, ты рассказывал, как прекрасен Рекьявик в лучах вечернего солнца, и что если забраться на вершину гор, можно услышать, как поет природа? Мы там построим свой собственный Эдем, и будем счастливы. Йенси, ты ведь увезешь меня, да?

Даниэль замер от неожиданности. Он совсем потерял нить происходящего. Ему оставалось только беспомощно наблюдать за тем, как вокалист, гладя его по руке, бредил, красочно описывая, как прекрасна Исландия и называя Шредера каким-то странным именем.

Но вскоре в палату вошла медсестра и попросила Даниэля удалиться. Тот повиновался, попрощался с уже засыпавшим Алексом и вышел в коридор. Он был совершенно опустошен. Все эти откровения, все нежности со стороны Каште были не для него. Но для кого же? Даниэль вспомнил, что они однажды общались с как раз исландской группой Сигур Рос, и Алекс и их вокалист даже подружились. Каште даже порывался поехать в Исландию к своему другу, но концертный график не позволял осуществить его намерение. И этого вокалиста звали… Йенси.... Шредер все понял. Наверное, Алекс еще не до конца отошел от препаратов, и вместо него видел своего исландского друга. И все эти слова предназначались этому Йенси.

Даниэль сел на стул и закрыл глаза. Черт, конечно же, Алекс не может его любить. Он всего лишь коллега по работе, который играет его музыку. Просто саксофонист, которого при желании, можно заменить кем угодно. Просто коллега. Просто… Все так просто…Конечно, можно успокоить себя тем, что Алекс сделал это вовсе не специально, а просто в бреду, что на самом деле ему не нужен никакой исландец, это всего лишь плод его больного воображения. И вообще, из-за чего переживать? Если никогда не было и намеков на отношения, то почему они должны вдруг появиться из-за какого-то нелепого стечения обстоятельств? Взрослые люди должны понимать, что по мановению волшебной палочки ничего не происходит. Да и какие отношения с Алексом вообще могут быть, когда он никого не пускает в свой мир? Даниэль говорил себе, что он должен успокоиться, что такие игры хороши для подростков, а не в его возрасте. Но Шредер почему-то не успокаивался. И только опустевшему больничному коридору, да прибывшему вскоре с двумя стаканами кофе Мартину было видно его застывшее лицо, которое только что освободилось от всех эмоций....