Отсрочка

[german-gothic-slash]

1. Фандом - Skorbut и академ
2. Пейринг - Роберт Поллих (экс-Skorbut)/Андреас Шолль
3. Рейтинг - НЦа, родимая…
4. Жанр - PWP практически. Хотя, надеюсь не Эни Ту гайз и завязка имеется
5. Комментарий - для «Не может быть!»-феста. ну что, сезон охоты на Обоснуев объявлен? Вашему вниманию: электронщик и классический контр-тенор. «Не может быть?» Вот уж точно… ага, и жду картинки на пайринг
6. Предупреждение - пара нецензурных слов =)
7. Дисклеймер - герои все реальны, события, соответственно, выдуманы.



Отсрочка

Может, кому-то кажется, будто ничего в мире веселее не сыщешь, чем быть готик-моделью и торговать всякими навороченными шмотками и аксессуарами – мол, что ни день – новинки, что ни час – какой-нибудь фрик занятный забредет, да и сам во что только не выряжаешься. Только ерунда это, скажу честно: обычно торчишь себе, будто какой-нибудь кассир в МакДоналдсе. Ну, или продавец в бутике для гламурных блондинок. Принципиальной разницы решительно никакой.
В «X-tras» всегда полутемно – соблюдаем стиль, ага. Черные стены, дурацкие летучие мыши под потолком и тому подобная ерунда. А я, Роб Поллих, тоскую за прилавком, пока не завалится какой-нибудь пропирсингованный от ушей до пяток тип и, тряся ирокезом или крашеными лохмами, не попросит показать ему «чево-нить эдакое». Ну, иногда заглянет раскрашенная, словно на Хэллуин, девчонка – тогда хоть есть на что посмотреть. Слава богам и чертям, что юбки у готичных цыпочек прикрывают в десять раз меньше, чем открывают.
В понедельник клиентов раз-два и обчелся. Скучища адская. Я как раз курить собирался – даже сигарету из пачки выцепил и на часы глянул – до конца рабочего дня три часа, с ума сбрендить, когда раздался милый девичий голосок:
- Здравствуйте, вы ведь герр Поллих? Из журнала X-tras, да?
Обладательница оказалась девицей лет шестнадцати. Высокая, правда, и «все при ней» - черные джинсовые шорты обтягивали зад весьма красноречиво, а дешевенький и явно неделю назад купленный обсидиановый анх еще более мило заползал между грудей. С черного же топика ухмылялась черепушка, деформированная на манер головы инопланетянина.
«Хороша», - отметил я. Улыбку натягивать не пришлось, она сама на рожу залезла – еще бы, хоть один клиент да еще такой. Такая…
«Стоять, Поллих, она же малолетка», - лицо у девчонки совсем дитячье, восемнадцати определенно нет. Обидно. Не, с малолетками я не связываюсь – ну их, за сладкий кусок совсем несладкая статья. В общем, милашка, приходи через пару лет, пообщаемся…
- Ага, я типа модель, - улыбку, впрочем, не отцепил. – Интересуетесь чем-нибудь?
- Я… - она покраснела, заморгала голубыми глазищами, - Я вот… к вам пришла. Заинтересовалась… готической субкультурой, - быстро проговорила, теребя тот самый анх, и мне понадобилось много силы воли, чтобы оторвать взгляд от матово-бежевой ложбинки – туда заползала тень от медальона, а «черепушка» подрагивала от дыхания.
«Твою мать, ну чего тебе не восемнадцать», - скрипнул я зубами, но опять-таки мысленно.
- Вам что-нибудь показать? – виртуальный пинок, дежурная фраза. – Новые модели из последнего номера журнала, различные аксессуары…
- Д-да, - хлопает ресницами. И внезапно: - Меня Эмма зовут. А вас – Роберт, да? Можно я вас по имени называть буду?
- Да я… - растерялся. Пожал плечами, - Конечно, фрау Эмма.
На Эмму я потратил полтора часа из трех, но скучно не было. Только неловко малость: малолетка все пялилась на меня эдаким томным взором кошки по весне, норовила прильнуть аппетитной задницей к бедру, и вообще только что объяву не повесила: «Трахни меня». Но я не подавал виду, будто замечаю ее заигрывания – хотя нужно было быть ослом-импотентом, чтобы их не заметить. Только злосчастное «ей нет восемнадцати» красным знаком «стоп» перечеркивало настойчивое желание плюнуть, облапать ее за сиськи и затащить в подсобку.
Естественно, я спросил сколько ей лет. Семнадцать. Всего-то один чертов год…
Подобрали ей тряпок разных, кулонов, браслетов, диадему даже. Научил макияж рисовать, чтобы со вкусом, а не «пандой» смотреться.
- Роберт, а можете телефон свой сказать? Я… если что позвоню… уточнить… проконсультироваться, - выдыхает она уже у порога, сложила бантиком подведенные пурпурным губки, а во рту жвачка. Апельсиновая.
Ну идиот я, да. Сказал свой телефон. Мол, это же не противозаконно.
Лучше бы с потолка какой-нибудь продиктовал. Потому что чертова девица с того вечера звонила мне по шесть раз на день, все на романтичные беседы пробить пыталась. Дура. Втюрилась видать в парня-модель с обложки. Меня, то бишь. Лучше бы в какого-нибудь Билла Каулитца или кого там сейчас подростки слушают.
В магазин забегала тоже ежедневно. Я еще думал – папочка-то у новоиспеченной готессы небедный, серебряные да с рубинами перстни-колье скупать. Только больше она мне ресницами махала, волосы каштановые на пальчик наматывала и декольте с каждым разом глубже делались, а юбки – короче.
Надоела – сил нет. Симпатичная девчонка, но липучих терпеть не могу. Вежливости не послать пока хватало, но этот ящик показывал дно.
К счастью, через пару недель испытания моих нервов, Эмма пропала. Не звонила, не заходила – я обрадовался до чертиков, наконец-то отстала, небось, нашла себе одноклассника в груфти-прикиде и забыла о «модели».
Я расслабился, перестал вздрагивать от каждого звонка на мобильный, и почти забыл настырную малолетку.
Я сидел дома и смотрел телек под пиво и куриные крылышки, когда раздалась телефонная трель и высветился до кошмариков и желания побиться башкой об стенку, знакомый номер.
«Черт!»
- Привет, Эмма, - ответил я, надеясь, что тон не звучит как «ОПЯТЬ ты!»
- Здравствуйте, герр Поллих, - вместо писклявого девчачьего голоска раздался мужской. Причем, явно не одноклассника-груфти…
«Твою мать».
- Я Андреас Шолль, отец Эммы, - продолжил голос. Имя какое-то знакомое…а впрочем, не самое редкое, дьявол с ним, в тот момент я менее всего ломал голову, где слышал имя-фамилию папаши Эммы: уж больно по-нехорошему серьезно он говорил.
«Твою мать», - мигало где-то в подкорке. Искрами из глаз.
- Мне кажется, нам нужно поговорить, - еще жестче. «Твоюматьтвоюмать, и ведь не докажешь, что я его девку пальцем не тронул!» - Вы не возражаете, если я сейчас приеду?
- Э… нет… приезжайте, - промямлил я, взъерошивая волосы. В трубке раздались гудки.
«Поллих, ты попал».
- Твою мать! – я схватил телефон и швырнул об стенку. – Так и знал, нахрен малолеток! Отвадишь – все равно папаша нарисуется!
Хорошо хоть, не трахнул ее. Правда, попробуй теперь докажи это заботливому папочке…
И все же, я где-то левым задним ухом имя его слышал. Только хоть убей не помню, где.
А, тьфу ты, точно! Еще Крамм, хренов поклонник классики, подсовывал записи. Контр-тенор типа. Мужик с голосом как у бабы – по мне тот еще изврат, мы с Даниэлем на пару поплевались, я еще сказал, что он поет, будто ему кое-чего оттяпали. А по телефону вроде нормальный такой, не бабий точно. И дочка вон есть…
«Хех, а если процитировать ему ту шуточку?».
Стук в дверь сорвал с кресла. Настроение немного улучшилось – подумаешь, какой-то вшивый оперник. Да я с байкерами дрался, так что пусть попробует этот Шолль мне чего высказать. Ха.
Открыл дверь и невольно подался назад. Желание цитировать хохму испарилось, как ртуть из разбитого термометра.
Я сам немаленький, но этот Шолль был на полголовы выше меня и, верно, кило на пятнадцать-двадцать тяжелее, и раза в полтора шире в плечах. Я невольно сжал кулаки, сравнил с его – выходило совсем не в мою пользу, и мне захотелось трусливо поджать хвост и забиться в темный угол, как шакалу от медведя. И не трусость ничерта – ну чего ты против такой туши сделаешь, может он и певчий кенар-интеллигент в очках, но прошибет череп одним ударом, к гадалке не ходи.
«Бля», - вспыхивала и гасла однообразная мысль.
- Здравствуйте, герр Поллих, - не дожидаясь приглашения, он переступил через порог, привычно чуть нагибаясь, чтобы не задеть макушкой дверной косяк. – Я думаю, вы знаете, о чем я пришел поговорить с вами.
- Э… да не очень, - честно ответил я, пожал плечами. Вернее, одним плечом. Давешняя мысль «бля» по-прежнему мигала. Добавилась: «Роб, ты попал». – А в чем, собственно, дело?
Я отступал от него, не давая расстоянию сократиться меньше, чем на метр – может, хоть удрать выйдет, Шолль не выглядел хорошим бегуном. Позор, конечно, а чего делать?
- Садитесь, - махнул рукой на покоцанный кожаный диван, сам отполз в кресло через стол, на котором стояли бутылки пива. Того самого, ага. Не судьба, видно, выпить.
- Ну что ж. Если без предисловий, - он немигающее уставился на меня, - Дело в моей дочери. Объяснять надо или понимаете сами?
Иронизирует, дьявол его разбери!
Я чуть не заржал – истерично так. Достал и смял сигареты.
- Знаете чего, герр Шолль? Я вашу Эмму пальцем не трогал, клянусь! То есть, она симпатичная девушка, просто супер и все такое…
«Бля, Роб, ты законченный идиот! Придержи свой длинный язык!»
- Вы думаете, я поверю? – Шолль прищурился. Может, просто из-за близорукости, но мне показалось – вот-вот ударит. Такие интеллигенты-бюргеры за своих детей глотку перегрызут. По мне лучше пьяный байкер. – Знаете сколько звонков у нее на ваш номер? Двести шестьдесят два.
Педантичность подсчета цифр меня убила.
- Вот как? – глупо переспросил я, - Двести шестьдесят два. Охренеть.
- И я знаю, что она приходила к вам каждый день, - продолжал Шолль, зачем-то снял очки – я отметил, глаза у него голубые и вообще Эмма жутко похожа на отца. А он сам почему-то напомнил мне Даниэля. Тот тоже злился редко но метко, его проще было обидеть, чем разозлить, зато коли нарвешься…
«Роб, ну да. Ты попал, как не попадал никогда в жизни. Неужели до сих пор неясно?»
- Проводила у вас пол-вечера, постоянно звонила и одевалась в эту… гм… неприличную одежду, - Шолль говорил монотонно, словно перечисляя доводы обвинения, но поморщился, видимо, припомнив ультра-миниюбки Эммы. – И вы всерьез думаете, будто я поверю, что вы *ничего* с ней не сделали?
«Слушай, заяви в суд», - хотелось крикнуть мне. Почему-то суд и статья – за то, что не совершал! – казалась менее страшной, чем этот здоровяк с его кулаками-кокосовыми орехами.
Отсрочка. Мне нужна чертова отсрочка приговора…
- Ничего не делал, - тупо проговорил я. – Клянусь.
Зажег сигарету, нервно, рывками затягиваясь и глотая едкий колючий дым. Шолль перегнулся через стол и вырвал не «добитый» окурок из пальцев.
- Вы не ответили на вопрос, герр Поллих. _Почему_ я должен вам верить.
- Потому что… потому что… - ворох безумия-перекати поле кувыркнулся в мозгу, обдало жаром от пяток до кончиков волос – «думай, Роб, думай, что делать, черттебяподеричтоделать».
«Он точно похож на Даниэля – спокойная сила, обычно совершенно не угрожающая, такие как Шолль и Даниэль выглядят просто неуклюжими увальнями, которым приходится пригибаться, чтобы не ловить макушкой косяки; их непросто вывести из себя – и нет ничего страшнее, если получится…»
«Даниэль», едва не обозвал я его, и из сравнения родилась идея, куда более идиотская и чокнутая, чем тысяча других. И потому могла сработать.
Выиграть хотя бы время.
Отсрочку.
- Потому что я вообще девочек не люблю, - усилием воли заставил себя прекратить трястись. Откинул волосы назад, чтобы те эффектно упали на плечи.
«Роб, ты болван. С хрена он должен верить? И чего, ты его соблазнить собираешься? Папочку вместо дочки? Уже можно ржать?»
- Да и мальчиков тоже. Мне нравятся мужчины, - совершенно пидовским тоном протянул я, мысленно проблевавшись от собственной интонации.
С одной стороны, шансы получить в морду возрастали. С другой – Шолль все-таки интеллигент, они там лояльно относятся к «нестандартно ориентированным». Я молился, чтобы он брезгливо поморщился и свалил подобру-поздорову.
Поверил, короче.
«Свалил ли? Ой, Роб. Недаром ты его со своим ненаглядным Дани сравниваешь…»
Я приказал внутреннему голосу заткнуться. Нацепил улыбку.
Раз-два. Раз-два. Получу-нет.
Шолль открыл рот, закрыл. Вытаращился на меня, словно на экзотического таракана в террариуме, но без отвращения, скорее со слегка насмешливым любопытством.
- Хорошая шутка, герр Поллих. А теперь я жду нормальных объяснений.
Черт подери. Он непрошибаем, как носорог. Нужно играть ва-банк. Испугать, вызвать брезгливость, выгнать любой ценой, мне еще дороги мои зубы, у меня через два дня сессия, как я буду выглядеть со сломанной челюстью или носом, Боже помоги мне, Боже…
Я встал с кресла, повиливая бедрами, то ли как манекенщица на подиуме – то ли как шлюха на панели. Кожаные брюки облипали плотно и тесно, будь на месте Шолля Даниэль – остаток вечера не выбирались бы из койки, но передо мной бюргер-натурал, к дьяволу, нет непробиваемых, я должен, должен – ради рожи можно пожертвовать задницей…
В конце концов, рожу виднее. И так у меня есть надежда…на отсрочку, вот именно.
Я плюхнулся перед ним на колени и одним махом расстегнул ширинку на брюках. Хорошо, что парни таких габаритов не особенно проворны: Шолль не успел оттолкнуть меня. Замешкался всего-то полторы секунды и уже занес руку. Но я успел первым.
Он коротко выдохнул, когда я заглотил член до корня, глубоко втянул в себя. Готовая отпихнуть лапа опустилась мне на затылок.
«Вышибет мозги или нет?» - закономерная мысль. Но я продолжал ласкать его, и чувствовал как член наливается, набухает у меня во рту, становилось труднее удерживать целиком – черт, а я давно не практиковался, с тех пор как бледное чмо по имени Йорг Хеттнер поссорил нас с Даниэлем.
Рука вцепилась в волосы, наматывая длинные пряди. Шолль судорожно выдохнул, словно не вполне соображая что же происходит.
Ну да, вряд ли он привык, чтобы ему отсасывал кто-то кроме жены. Плюс любовницы, возможно. Хотя вряд ли: он производит впечатление примерного семьянина.
- Какого… хрена, - ругательство в версии очкарика-интеллигента звучало забавно. «Не ржать, не ржать», - призвал я тот-самый-будь-он-неладен внутренний голос. Продолжил ласкать языком, затягивая то глубже, то слегка отпуская, нащупывая набухшие вены.
Шолль откинулся на спинку дивана. Хотел бы я видеть в тот момент его физиономию. Нет, серьезно. Еще бы и зафотать – папарацци порадовать.
«Не ржать, не ржать».
Не отрываясь от «работы», я приобнял его за талию, забираясь пальцами под рубашку. Вспоминать – несложно, осязать напряженные мышцы пресса (у Даниэля они прощупывались лучше, герр Шолль явно проводил куда больше времени на репетициях, чем в тренажерном зале), короткие выдохи. Во рту – солоноватая влага смазки, совершенно особенное – и совсем не неприятное, должен заметить, - ощущение заполненности.
«Даниэль», снова думал я, не видя лица, не слыша голоса – прерывистые полустоны не в счет. «Даниэль вернулся ко мне».
Потом – резко: нет, не Даниэль. Другой. Его зовут Андреасом, кстати.
Я понял, что хочу его. Куда больше, чем хотел его дочь.
Я остановился на самом «интересном» месте – все еще немного опасаясь получить по морде. Но Шолль (Андреас, его зовут Андреас) выглядел… ошарашенным, но уже не смахивал на оскалившегося сторожевого пса. И да, ему было хорошо – если я только хоть чуточку понимаю в сексе и мужиках.
- Видишь? Я не соврал, - перешел на ты. Логично, впрочем. Он снова потянул меня за волосы – словно прося закончить начатое, но я хотел получить свой кайф.
Кожаные брюки слезли с трудом, мешал мой собственный торчащий член.
- Сейчас будет лучше.
«Конечно, я хотел бы трахнуть _тебя_, но наглеть не решусь. Ничего, с Даниэлем мы менялись…»
Я кинулся к тумбочке. Вроде там еще смазка была, не протухла авось… Андреас пялился на меня потерянно, полу-отсутствующе, словно не до конца соображая, что происходит. Ну точно Дани, в который раз умилился я, тот также не отличался скоростью соображалки.
С другой стороны, часто ли перед этим правильным оперником бегали за смазкой голые мужики?
Скользкий гель ощущался прохладным и в ладони, Андреас вздрогнул, когда я смазал его член. И собственный зад. Предлагать этому тормозу поменять позу было бы тратой времени – проще мне залезть сверху. Кстати, оно безопаснее: он-то меня выдержит, а я его центнер (а то и больше) – сомневаюсь.
- Сейчас, - шепнул я ему, забираясь сверху. Лизнул шею, прежде чем «насадиться». Перерыв сказывался – больно, я махнул головой, и волосы рассыпались по плечам, я наклонился и они очутились на груди Андреаса. Он полуприкрыл глаза, рванулся вперед – я закусил губу, больно несмотря на пол-литра смазки, однако боль исчезла почти тут же.
Андреас приподнялся, обхватил меня за бедра. Двигался он поначалу медленно, неуверенно, наверняка спрашивая себя: что я здесь делаю, что я *делаю* с мужчиной, - постепенно разгоняясь. Моя очередь стонать и всхлипывать, ага… трахался он неплохо. Не хуже Даниэля.
Я выгнал призрак бывшего любовника прочь, закрыл глаза. Андреас ускорял движения, внутри становилось горячее и напряженнее – сзади и спереди, я подумал, что заляпаю ему идеально чистую-выглаженную рубашку.
Он выгибался вперед, сжимал мои бедра – ага, без синяков не обойдется, ну и черт с ними, эй, давай быстрее, еще чуть-чуть. Обвить ногами, словно в отместку сдавливая коленями торс. Рвануть рубашку – зато не запачкаю. Так лучше…
«Неплохое тело», отмечаю я. Что поделать, эстет-модель – даже в койке замечаю детали. Грудные мышцы развиты скорее всего пением, говорят, еще та дыхалка нужна. Подкачаться немного ему конечно, не мешало бы.
Андреас запрокинул голову назад, так что проступает прежде не слишком заметный кадык на шее. Пальцы скользят по коже, забавно-гладкой для тридцатипяти-сорокалетнего мужика. Это заводит… безумно, я чувствую, что вот-вот кончу, но хочу, чтобы он – первый, сжимаю внутренние мышцы, заставляю в который раз простонать и расслабиться. Внутри меня тепло и влажно. Я дергаю пару раз себя за член и все-таки выстреливаю на его светлую гладкую кожу.
А потом делаю то, чего давно хотел. Нет, не целую – это чересчур, учитывая, что герр Шолль явился разбираться со мной насчет дочери.
Прежде, чем слезть – снимаю с него очки. Своеобразный жест: я тебя сделал, не ты меня. Все-таки победа за мной.
«Гы, а может, мне похвастаться в тусовке, что трахался с самым знаменитым контр-тенором Германии, а то и мира? Угу, и заодно сообщить, мол, все у него в порядке – ничего не оттяпано».
Я сделал сначала каменное лицо – не ржать, не ржать – потом соорудил улыбку Чеширского кота.
«Ты ведь не станешь бить морду человеку, которого только что оттрахал, правда…Андреас?» - я ухмыльнулся, стоя на четвереньках сверху, выгнулся и – еще немного виляя задом, отправился за сигаретами.
Андреас молча вернул очки на место и так же молча отобрал у меня зажженную сигарету:
- Роберт, я попрошу вас… - он запнулся, - тебя. Не курить. Не переношу табачного дыма.
Он довольно торопливо достал салфетку, вытер «следы преступления» и так же торопливо оделся. Румянец все гуще растекался по лицу, будто Андреас зачем-то намазался свеклой. Я все-таки заржал.
- Да расслабься ты, Андреас, - хлопнул его по плечу. Он вздрогнул. Потом улыбнулся – а улыбка у него совершенно офигительная, надо сказать, просто готовый победитель конкурса Мистер Обаяшка. Ладно, я ему это не буду говорить. А то все-таки получу в глаз. – Это даже не считается «жене изменил», если чего. Я ведь не женщина.
Я протянул бутылку пива – немного степлилось в комнате, но все-таки еще пить можно. Вторую взял сам.
- Роберт, - Андреас переложил бутылку из одной руки в другую. Смущен он был, прямо юная барышня – дочке бы поучиться скромности у папочки, хе. Но вроде обойдется без дурацких терзаний «ячтотеперьпидор». Слава Богу, что он тоже из богемы, пусть и классической. – Так это правда? Ну что…
- Правда. Что я ничего Эмме не делал. И не собирался. И вообще, я лучше тебя трахну – в следующий раз… Эй!
Он схватил меня за шиворот – впрочем, осторожно, прекрасно сознавая свою силу и разумно дозируя ее.
- Роберт, тебе не мешает поучиться манерам.
- Да шучу я! А впрочем!.. – я подмигнул ему, совершенно не боясь. Не все крупные звери – хищники. И можно приручить.
И плевать на Даниэля с Йоргом.
- Заглядывай еще. Когда захочешь.
Андреас думает с полминуты, потягивает пиво, поправляет волосы и воротник рубашки. А затем снова улыбается так, что мне точно неохота ждать следующего раза.
«Но ты придешь, ага. Я-то знаю. Вот и добился отсрочки, ха…»
- Подумаю. Может быть. Но не вздумай звонить Эмме, понял? А я уж позабочусь, чтобы она *беспокоила* тебя.
И он записал на каком-то обрывке бумаги свой собственный номер.