Фильм, фильм, фильм...

[german-gothic-slash]

1. Фандом - Lacrimosa
2. Пейринг - Тило Вольф\некий Стефан Нефф
3. Рейтинг - PG\R
4. Жанр -
5. Комментарий -
6. Предупреждение -
7. Дисклеймер - всё неправда, никакой выгоды не извлекаю, просто балуюсь с именами.



Фильм, фильм, фильм...

Глава 1.
- Фрау Вольф?
- Да, я вас слушаю, - женщина подняла трубку и зажала ее плечом, продолжая мыть посуду.
- Аннет Колен беспокоит. Я учительница по немецкому языку у вашего сына, - озабоченный и одновременно томный голос уставшей женщины.
- Да-да. Извините, не признала, - засмеялась фрау Вольф. Мамочка давно сделала вывод (после гор прочитанных книг по психологии), что если хочешь произвести приятное впечатление на человека, стоит проявить дружелюбие. Правда, если бы наигранные эмоции – неописуемый восторг или липкая благодарность – выходили у нее правдоподобно, то она поступила бы на театральное, а не на пресловутый юридический.
- Я хотела бы поговорить с вами… Это не телефонный разговор, понимаете…
- Мой Тило что-то натворил? – вздохнула женщина, закрывая кран. Недовольно звякнули покинутые тарелки.
- Ну-у, - протянула собеседница, - это нельзя назвать проступком, но это плохой пример для ребят. Я не имею влияния на вашего сына, поэтому вы должны поговорить с ним. Я уверена, это не оставит вас равнодушным…
- Так что же он такого сделал? – измученно спросила она, меняя дикую радость звонку на неподдельное волнение за сыночку. - Тило никогда не был слишком шумным… Он что-то сломал?
- Лучше б сломал… - послышалось в трубке. – Вы сможете прийти в субботу в два?
- Да, - растерянно ответила фрау Вольф, которой оставалось только теряться в догадках.




- Ти-и-ило!
- Что?
- Ти-и-ило!
Тило обреченно отложил в сторону трубу и обреченно направился на зов мамочки и запах жареных котлет.
- Что? – коротко переспросил мальчик, втягивая носом соблазнительный запах.
- Ты не хочешь мне ничего рассказать? – с явным намеком в интонации спросила мамочка, поставив перед ним тарелку с картошкой и котлетой, щедро политой кетчупом.
- Хочу. Мне поставили «5» по немецкому и «4» по алгебре, - похвастался он.
Фрау Вольф справедливо подумала, что хорошие оценки навряд ли есть повод для беспокойства.
- Ты знаешь, сына, мне звонила фрау Колен… - попыталась подойти ближе к таинственной проблеме мамочка. Она достала с полки тарелку, с которой еще стекала вода, встряхнула ее, как градусник – посудина чуть не выскользнула из рук.
- Да? – изумился Тило, даже роняя с вилки котлету. – Не знаю… Может, она хотела поговорить сборе денег на ремонт класса?
Фрау Вольф заправила ему за воротник салфетку и немного поуспокоилась. Несмотря на обеспокоенный тон преподавательницы, она подумала, что ничего из ряда вон выходящего произойти с ее тринадцатилетним – тихим и спокойным мальчиком – не могло. До этого ее ни разу не вызывали в школу, а Тило ставили в пример другим, как примерного ученика. Он не гулял весь вечер во дворе и не дрался, все вечера он сидел обычно взаперти в своей комнате, играя на трубе или барабанах, сочиняя стихи. Мамочку иногда пугала такая отрешенность мальчика к внешнему миру, но она лишь радовалась его творческим успехам.
Но Тило теперь не чувствовал себя одиноким, и… прекрасно знал повод звонка фрау Колен, и с трудом мог сдержать волнение и бешеное сердцебиение. Маленькое сердце готово было вырваться из груди, а в уме он прокручивал одни и те же воспоминания.



Шестой урок кончился пол часа назад, и фрау Колен любезно пригласила весь класс на пересдачу «двоек» за диктант по немецкому языку.
Полчаса, прослонявшись в кабинете, терпенье учеников лопнуло. Человека три ушли домой, Стефан не оставлял попытки найти ответы на столе учителя, Тило полулежал на парте, листая книжку с какими-то немецкими фольклорными сказками, которую он нашел в шкафу, а девочки ушли искать фрау Колен.
- Вот они, мои родные! Я их нашел! – триумфально заорал Стефан, - У тебя есть ручка… или карандаш… что-нибудь?
Тило перекинул ему чей-то пенал. Судя по незатейливым мишкам – девчачий.
- Спасибо.
Стефан подошел к нему и протянул ответы.
Тило, не отрываясь от книги, сунул их в задний карман брюк. Ему нравилась метафоричность повествования и недосказанность. Ему казалась, что трехлетние детишки, на которых ориентированна книга, не выжмут ни капли смысла из нее. А Тило во всем искал этот проклятый смысл, и находил его там, где даже искать не стоило.
Одноклассник медленно захлопнул книгу перед самым его носом, тот поднял на него глаза. Во взгляде Стефана плескался какой-то задор, радость и еще что-то неизвестное Тило. Стефан обнял его за шею, не давая возможности отвернутся, и с нескрываемым удовольствием притянул его к себе. Удивленный Тило встретил его губы робким поцелуем, не успев толком сообразить, что он делает. В голове до сил пор летали сказочные образы.
Недоуменный знакомый высокий вопль заставил Тило открыть глаза, и отшатнутся от Стефана. Призрачный лес и пресловутые крылатые пони исчезли. В дверях возвышалась грузная фигура фрау Колен, которая, к счастью, своими внушительными размерами закрыла весь обзор для любопытных взглядов девочек. Покраснев и поняв, что объяснения сделают положение еще более глупым, Тило быстро схватил сумку и вылетел из класса.



В эту ночь Тило не мог заснуть. Он вертелся в свежей постели, весь вспотев. Только сквозь темноту не было видно покрасневшего от смятения, но не стыда, лица. Он карал себя все, что позволил сделать Стефану, и за то, что против своей воли теперь мечтал о его всегда непринужденно улыбающихся губах, о его чистых голубых глазах, и теплых руках, позади в его, запутавшихся на затылке волосах. Он чувствовал, что мамочка не сегодня, так завтра узнает – и его ждет долгий, серьезный и заранее бессмысленный разговор, что это не есть нормально ибо, если бы Господь хотел создать нас такими, человечество бы давно вымерло. Он хотел сочинить что-нибудь, но звуки трубы мамочка услышала бы, проснулась и принеслась убаюкивать сына, а слов для стихов он просто не мог найти. Каждое слово казалось недостаточным и неполным. Разговаривая с ровной, круглой луной, незаметно для себя он встретил рассвет и под писклявое хныканье будильника в полвосьмого встал, чтобы собраться в школу.
Тусклый – словно через грязную пленку - солнечный свет выветрил из него все ненужные мысли, и ночные страдания казались теперь глупостью, но, тем не менее, он не мог дождаться той минуты, когда увидит Стефана…


Удивившись сам, в школу он не опоздал, а даже пришел на 5 минут раньше звонка, и на 15 мнут раньше, чем обычно. Стефан, как всегда, улыбаясь, обычно поздоровался с ним и продолжил что-то доказывать что-то своей компании, как будто вчера ничего не произошло. За весь день, ни разу не поговорив с ним, к шестому уроку Тило готов был рыдать от печали и злости. Ни на один вопрос по химии он ответить так и не смог, получив, в конце концов, гордую «два».

Он все-таки не выдержал и догнал Стефана по дороге домой. Где-то вдалеке серели многоэтажки. Пустырь – рядом никого не было. Все ранее заготовленные фразы вылетели из головы, он не нашел что сказать и просто молча пристроился рядом. Стефан, ни слова не говоря, остановился, резко повернулся, поцеловав Тило в носик.
- Что ты делаешь? – возмутился он.
- Разве тебе вчера не понравилось? – сокрушительный вопрос.
Тило вздохнул.
- Эта Колен позвонила моей матери, и не исключено, что позвонит твоей, - произнес он.
- У меня нет матери, - отрезал Стеф.
- Сочув…
- Да, у меня нет матери, но есть отец, а это втрое страшнее потому, что если он узнает, он меня убьет!
- И что? – тихо спросил Вольф.
- И то, что мир полон идиотов! – заключил Стефан, - Может, конечно, показаться, что я всех считаю идиотами, но на самом деле, идиотами я считаю только идиотов. Эй, - окликнул его он, - Ты меня слышишь? Что-то ты какой-то печальный сегодня… Что-то случилось?
- Да так, ничего… Просто… я тебя люблю, Стефан, - глядя ему в глаза, произнес Тило слова, которые никому до этого не говорил. Он обнял его, положив голову на его плечо, уплывая куда-то, и услышал, как будто сквозь сон:
- Я тоже люблю тебя, Тило.



Учительница истории собирала деньги на какие-то тетрадки, которые то дешевели, то дорожали, то ей давали скидку, то она заказывала их в другом магазине. Окончательно запутав, учеников сложными математическими вычислениями, по классу поползли слухи, что она собирает деньги на поездку в Грецию. Урок был фактически сорван: кто-то листал журнальчик, кто-то учил геометрию, кто-то спал, Тило играл со Стефаном в шахматы. Вольф с небольшим преимуществом выигрывал.
- Ходи. И убери свою ладью, она мне мешает!
- Ага! Что тебе еще мешает? – возмутился Стефан.
Тило махнул рукой, засадив в палец занозу от старой доски, и тихо взвыл.
- Давай подую! – предложил Стефан. Вольф выставил руку перед его лицом. – Кто тут самый крутой? Я тут самый крутой! Мат тебе!
- Как? - изумился Тило, удивляясь, как он мог просмотреть такой ход.
Стефану надоело дуть на палец, и он взял его в рот, прикусив зубами.
- Я руки не мыл, - предупредил его Тило.
- Ниеево, а е елиыый, - ответил тот.
- Чего? – переспросил Вольф, расставляя свободной рукой на поле старые, с облупившейся краской, фигуры заново.
- Ничего, говорю, я не брезгливый, - Стеф выплюнул указательный палец.
Тило пожалел о том, что заставил его отвечать.
- Слушай, - вдруг стал серьезным Стефан, - Это было правдой то, что ты мне вчера говорил, когда я домой шел?
- Да.
Стеф снова засмеялся:
- Нет, на самом деле, Тило, неужели ты думаешь, что это серьезно?.. Если бы ты был девочкой, я, может быть, бы и подумал. А так… Лучше забудь, и мы сделаем вид, что ты вчера догнал меня, чтобы отдать тетрадь по биологии!
- Ты знаешь, это уже обида. Тебе смешно?! Не хорошо так поступать, - разозлился Вольф этой неправильной шутке, снова цепляя кружевным рукавом фигуры. Одна из них с глухим стуком слетела на пол. - Ты провоцировал меня, а теперь сам же уходишь! И когда ты уходишь…
Стефан покачав головой отсел на парту вперед.
- Стеф! – Тило почти кричал. 20 пар любопытных глаз устремились в их сторону, как будто он звал их всех. Даже учительница остановилась пересчитывать деньги.
Прозвеневший звонок, лишил Тило возможности сказать еще какую-нибудь глупость.



- Вольф, прекрати сейчас же рисовать в тетради! По-моему, ты чем-то не тем занимаешься. Я комментирую, вы записываете. Что сближает это стихотворение с эпиграммой? Тило, пожалуйста!
- Сатира, - неуверенно промямлил Тило, в глаза не видевший этого стихотворения, и даже на некоторое время забывший на каком уроке находится.
- Еще?
- А нам его на дом надо будет учить? – переспросил Стефан.
Увлеченная фрау Колен отвлеклась и сразу забыла про Тило.
Вольф уставился на спину одноклассника со смесью раздражения и благодарности. Так жестоко шутить! Еще некоторое время он однозначно созерцал фиолетовые ромбы на его вязаном свитере, после чего тряхнул головой и попытался вникнуть в жанровые особенности немецкого романтизма.



Фрау Вольф оторвалась от книги по психологии «Нравственное воспитание детей и подростков», потянулась, и, стуча тапками по паркету, отправилась открывать дверь.
На нее накатилась волна почти настоящей ненависти и презрения.
- Ты тот самый Стефан Нефф? – спросила она, окидывая его брезгливым взглядом.
Мальчик кивнул.
- Могу я увидеть Тило? – спросил он с обеспокоенным видом, понимая причину столь теплого приветствия.
- Даже не думай! Его нет дома!
Не дожидаясь никаких больше слов, она резко захлопнула дверь.
«Значит вот кто», - подумала она, широким движением кидая книгу на диван.
- Тило! – набрав воздуха в легкие, закричала она, - Иди сюда! Нам надо поговорить!


Глава 2.

Когда он зашел в квартиру, ему показалось, что там было светлее, чем на улице в солнечный день. Его взгляд с любопытством бродил по незначительным вещам, аккуратно расставленным вдоль по небольшому коридору, обитым деревом и путался в квадратах выдраинного до блеска паркета. Тило заправил за ухо прядь непослушных выкрашенных волос.

- Меня зовут Тило. Я хотел бы учится у вас по классу фортепиано. Один мамин знакомый вас присоветовал – герр Глангольц, да? – он вскинул изящные брови.
- Вон туда. Проходи, - пригласил учитель музыки. – Да, Томас Глангольц – очень хороший человек и мой очень хороший знакомый. Он ведь работает с твоей матерью на одном предприятии, не так ли?
Его голос поскрипывал, превращаясь в некое пение. Он был мелодичен и мягок, в нем не было ни капли притворства, лицемерия или лживости. Тило этот голос казался чем-то неземным. Голос завораживал и околдовывал. Тило сидел в душном кабинете, пропахшим сигаретами, а в ушах переливался шум прилива или шорох сухих листьев, шуршащих под ногами осенним пасмурным днем. Несмотря на то, что учитель излучал исключительное радушие и приветливость. Тило казалось, за его толстыми очками в усталых карих глазах кроется мудрость, но он не мог быть удостоверен в искренности первого впечатления потому, что он с долей стыда мог догадываться, какие чувства вызывает у учителя этот вульгарно одетый шестнадцатилетний подросток, сидящий в его кожаном кресле. И вот уже все детали были оговорены, а Тило все еще хотелось слушать и слушать, хотя иногда приходилось напрягать слух, чтобы понять слова.
- Теперь сыграй мне что-нибудь, что бы я мог определить твой уровень.
- Ну, это… - Тило терялся перед ним, но старался не показывать это, и судорожно подбирал вроде бы очевидные слова, - А ноты?
- Сначала играй так, как ты чувствуешь инструмент. Импровизируй! Я тебя впервые вижу. А ноты бывают разные: есть Чижик, есть сонаты Моцарта.
Тило, поняв причину, почувствовал себя абсолютно глупым и, заставив себя расслабиться, сел за инструмент. Он откинул крышку фортепиано, определяя первую октаву. Он терялся ужасно; он не знал, что играть: то, что сочинял вечерами или импровизировать, как учитель и хотел. Преподаватель, пристально наблюдая за новым учеником, закурил, и Тило тоже дико захотелось. Осознав неожиданно, что все раннее написанные композиции странным образом вылетели из головы, он взял ми минор. Он заиграл: ту мелодию, которая вертелась с утра в голове, настоянную на слезах печаль, звук надрывного плача и звук затронувшего его учительского голоса.
«Лучше б ноты дал», - пролетело в голове. Тило грубо сфальшивил несколько раз в середине, и пару раз соскользнули пальцы с клавиш, зацепив лишнюю. Он доигрывал последний аккорд. Грянул брутальный до мажор, и на несколько секунд воцарилась тишина. Только тикали красивые швейцарские часы и эхом звенел инструмент.
Учитель снова закурил, Тило уловил дрожь в его пальцах, хотя и у парня тряслись от страха колени. Только перед родителями – и вот теперь перед этим человеком он чувствовал смятение.
- А чему еще тебя надо учить? – усмехнувшись, хрипло спросил он.
Тило передернул плечами:
- С листа бы научиться читать.
- С листа ты научился бы и без меня. Ты ведь пришел для другой цели? – Учитель счел творчество необычного мальчика таким же необычным, как и его автор, но… гениальным! И был весьма удивлен, услышав ответ на свой вопрос:
- Я совсем не умею играть. Меня никто не учил.
- На самом деле ты умеешь больше, чем думаешь, - он потушил сигарету в стеклянной пепельнице, - То, что ты сыграл хорошо, даже прекрасно… То о чем ты просишь есть теория… и немного практики на материале… и да, это и есть учеба! Тогда в среду я буду тебя ждать, хорошо?
Учитель поднялся, Тило вскочил следом.
- Да. Хорошо. В среду… Приятно было познакомиться. До свидания, - попрощался Тило, накидывая куртку на белую кружевную рубашку и толкая двумя руками деревянную, покрытую блестящим лаком дверь.
- До встречи, Тило.
Очарование голоса еще долго играло в голове мальчика, выбежавшего в подъезд. Сбегая по крутым лестницам, он счастливо рассмеялся.
Он знал, что когда-нибудь осуществит свою мечту.



Глава 3.


Тило кликнул на ярлыке Internet Explorer. Начальник, раздав все туповатые задания студентам и идиотам, отправил Вольфа брать интервью у некого герра Неффа – известного ныне режиссера-кинематографиста, снимающего новую картину. Только фамилия смущала Тило, и на одном сайте, пестреющего рекламой и непристойными предложениями, он нашел подтверждение своих страхов. С экрана монитора, лучезарно улыбаясь, смотрел его бывший одноклассник - Стеф. Первой беглой мыслью было отказаться, и дать возможность написать эту статью девчушке-студентке, которая спятит от восторга, познакомившись со «звездой», она наденет мини-юбочку, соблазнит режиссера, выйдет за него замуж, и они проживут долго и счастливо.
«Черт», - проругался Тило. Он сам хотел нацепить мини и поиметь этого Стефана – отомстить, использовать его, играть с ним, как тот играл с застенчивым мальчиком по имени Тило Вольф. Он закрыл глаза: прошло почти 15 лет, а в сознании, как наяву, поплыли воспоминания: первый поцелуй, его детские голубые глаза и улыбки, и голос, заставлявший Тило плакать по ночам, сжимаясь в комочек.
Тило вскинул свои темные глаза, в которых неожиданно выступили слезы, на монитор, и начал лихорадочно щелкать по всем страничкам с его именем, изобретая коварные вопросы.



«Я знал, что мы встретимся», - зло подумал Тило, пряча в сумку купленные презервативы. Встреча была назначена в 5, в пятизвездочном отеле Франкфурта.
За пять минут до намеченного времени, дорогой отель гостеприимно раздвинул перед ним свои двери.
Минуя ресепшн, за стойкой галантный паренек, обслуживающий каких-то очередных туристов. Они громко говорили по-английски, недовольно жестикулируя и пытаясь что-то безуспешно доказать. На стене весело много часов на разное время, которые почему-то всегда забавляли Тило. На всех часах шло время, и на всех уходило, но круглый циферблат не давал возможности стрелкам вырваться из этой дурной бесконечности.
Человек со светлыми длинными выкрашенными волосами, дорого и стильно одетый, развалившись, сидел на диване с маленькой чашкой кофе. Тило признал в нем Стефа.
Приблизившись, он дружелюбно представился ему под рабочим псевдонимом Тимо Льюса, предъявил журналистскую корочку, присел рядом и достал диктофон.
- Не хотите кофе? – спросил Нефф, - Здесь очень вкусный кофе.
- Нет, спасибо, - отказался Тило. - Итак, - он прокашлялся, - Начнем? Хм… Стефан, все мы знаем, что о твоем новом проекте в кинематографической сфере. Когда мы сможем оценить твой новый шедевр?
- Я думаю, ориентировочно через полгода. О дате премьеры речи пока вообще не идет, но я уверен, что она состоится.
- Чем ты можешь объяснить название «Одиночество»? Судя, по твоим прошлым работам, ты не можешь оставить слово с единичным смыслом.
- Конечно, не одно слово не имеет однозначное значение. Все двойственно и двулично. Даже ты, - он сменил вдруг напевный свой тон на более насмешливый, но дружелюбный. – Ты думаешь, Вольф, поменял имя, и никто тебя теперь не узнает?
Он хлопнул его по плечу. Они рассмеялись.
- Ну, что, Тило, как жизнь? Чем занимаешься? – добившись некоторых успехов в кино, он уже подсознательно и незаметно для себя, начинал ставить себя немного выше других, и зачастую, опускаясь на землю, понимал, что снова остался один.
- Работаю, - усмехнулся Тило, привыкший выскребать со дна души последнего подонка хоть какие-то положительные качества. Но сейчас ему было плевать на его самооценку. Раненная часть его требовала справедливого возмездия.
- А по телефону я тебя не узнал. Хотя ты почти не изменился. Ты так же, как и в школе одеваешься в черт-знает-какое шмотье!
- На себя посмотри! – справедливо посоветовал Тило, засмеявшись.
Белоснежный пиджак, отбеленные зубы, припудренное лицо. Тило, подумал, что «некоторые мальчики», видимо, не раз зажимали его у стенки.
- Это образ…
- Ну, ладно, давай не будем о внешнем виде! Давай лучше выпьем, - предложил Тило, очень не желая быть посланным в то, место, к которому он так настойчиво в этот вечер присматривался.
Они прошли в его номер на четвертом этаже. Видимо, он остановился один. Тило узнал, что он уже как год живет в Гамбурге, а сюда приехал по работе. Слово «командировка» как-то странно и неестественно прозвучало, смахивая на дежурную отмазку.




И когда все было в его руках – даже пьянеющий режиссер, он еще раз заглянул в ожидающие действий глаза Стефана, и понял, что не может этого с ним сделать.
- Черт возьми, Стефан! – Тило отвернулся, - Ты бы знал, как я любил тебя. Ты был моей первой любовью, - Вольф засмеялся и развернулся, желая увидеть его реакцию. Стефан отрешенно смотрел в никуда.
- Прости меня, Тило! Но я предположить не мог, что ты это примешь всерьез потому, что как бы к нам тогда отнеслись?
- Тебя это на самом деле волнует?
- Черт возьми, да! – кричал Стефан, - Это не увлечение фэн-шуем, это ненормально…
- Большая ненормальная часть общества чтобы не стать изгоями пытаются походить на меньшую нормальную часть нашего общества, а вся интрига в том, что меньшая часть тоже ненормальна! В итоге все притворяются, следуют бессмысленным лицемерным, а потому унизительным правилам приличия. Ни ты, ни я притворяться не умеем. В этом нет ничего предрассудительного.
- Вольф, ты, наверно, не знаешь, но я приходил к тебе, чтобы извинится, не раз… Но дверь всегда открывала твоя мамочка и отсылала меня на х… потому, что она не хотела сына-педика!..
- Ну и… - оставалось добавить Тило.
- Почему ты хочешь говорить об этом? Прошло 15 лет!
- Поэтому и хочу, - тихо сказал Тило, чувствуя себя глупо, - Потому, что с твоей стороны осталось много недосказанного, когда я сказал тебе все.
- Как это мило, с твоей стороны, дать мне выговориться, - съязвил Стеф, - Каких слов ты ждешь? Да, я чувствую себя виноватым, да, я часто вспоминал тебя.
«Вот и хорошо», - удовлетворенно подумал Тило, - «Значит, ты мне дашь».
Впервые Вольф сам приблизился к его лицу, чтобы поцеловать его. Стефан не противился, а к удивлению Тило, даже весьма шустро скользнул языком в его рот. Стефан заправил волосы Тило за ухо, на секунду оторвавшись, видимо, он хотел что-то сказать, но передумал, и снова слился с журналистом губами.
Тило, проник мыслями назад в свое детство, и подумал, что, наверное, тот мальчик, над которым подшутил в восьмом классе Стефан, был бы счастлив.
Потерявшись на мгновенье, он просто прижался к нему и прикрыл глаза, теребя пуговицы на его рубашке. Но, очнувшись, резким движением, оказался сзади, чтобы сдернуть с режиссера пиджак.
Когда скрипнула молния на брюках, Тило уже триумфально улыбался. Перед ним лежал мужчина, которого он не видел уже 15 лет – полностью в его власти. Вольф удивился словам: Прости меня, Тило! – которые нечетко и рвано выплеснулись на неровном дыхании после последнего сладкого стона.
Стефан гладил Тило по спине, и тот утомленный перенасыщенным днем через некоторое время заснул.





Когда Тило с адским трудом разлепил глаза, он не сразу понял, где находиться. Отдаленно вспомнив вчера, ему стало противно и мерзко. Он поднял голову, и она разразилась страшной болью. Только потом он вспомнил этот номер, отель и вчерашнюю ночь, теперь казавшуюся ему омерзительной и низкой, он не мог понять, как и почему решился на это – однако, все эти вопросы пронеслись лишь вспышкой головной боли в голове и Тило даже не в состоянии был ответить.
Он был один в гостиничном номере. Стефан, видимо, не желал видеть своего журналиста и ушел куда-то, хотя чемоданы и все вещи находились несобранные в номере. Вольф так же не имея не малейшего желания встречаться с ни сегодня утром, ни во всей последующей жизни, насколько мог, спросонья второпях натянул на себя одежду и поплелся домой, вспомнив с тоской, что ему еще и материал завтра кровь из носу сдавать надо.




К полудню отоспавшись и напившись каких-то таблеток Тило уселся за компьютер. Интервью было явно не готово даже на четверть, но Тило, не особо смущаясь, добавил «чуть-чуть от себя» и цветную фотографию лучезарно улыбающегося Стефана. Отослав это безо всяких предисловий по почте, Нефф подтвердил статью со всеми выдумками без проблем. Письменная и устная речь Тило были на должном уровне, чтобы режиссер подумал, что Тило идет даже где-то выше мыслей Стефана, если дело касалось философии или чего-то отвлеченного. Тило умел задавать себе вопросы.


Глава 4.
- Тило, мать твою, в каком месте тебе встало написать тебя эту чертову статью о гомиках?! – воскликнул начальник, подписывая указ об увольнении, - На кой ты ее вставил на третью полосу, еще и рядом с интервью с Нефом?
- Я имею право на свою точку зрения, и имею право ее осветить, - упрямо говорил Тило, вертя стоящий на столе у начальника глобус.
- Но не в периодической же печати! Я понимаю, что ты не знал, но ты должен был!.. И я тот еще… Привык доверять тебе… Доверяй, но проверяй! А я не проверил, и на меня попало! – сетовал тот, - Вольф, ты мне дороже с профессиональной точки зрения всех этих идиотов. Ты единственный, кто в строгие рамки жанра умудрялся впихнуть что-то свое! Пихай ради Бога, только перед этим включи, пожалуйста, мозжечок и подумай как следует, кому это может не понравиться!
- А теперь-то что я сделаю? – с досадой спросил Тило, остановившись пальцем на Австралии, - Я на два года без работы по своей же глупости!
- Без высокооплачиваемой работы, заметь! Таков закон… На твое место еще трое метят! Кого думаешь взять?
- Алекса. У него интересные работы получается. Хотя судя по своему опыту, в профессиональной сфере все шагает строем под кодекс конформизма и законов. Это не было пропагандой гомосексуализма, это была лишь информационная заметка. Не ценят оцененные люди искусство, - вздохнул Вольф, роняя по неосторожности глобус на пол.
- О, да, Тило! Ты наконец-то понял это! – воскликнул он, подняв руки к выбеленному потолку, - Где тут был мой штампик?





Глава 5.

Уже полгода как Тило познал все прелести безработицы: пустоту в кошельке и желудке. Пособие было ничтожным. Спасало только то, что он играл по пятницам и субботам в ресторанах. Спасло и то, что как-то девушка подошла к нему, чтобы спросить о технических возможностях его синтезатора, и теперь они были вместе.
Пользуясь огромным количеством свободного времени, Тило часами сидел у синтезатора, накладывая музыку на стихи и мечтая когда-нибудь записать собственную пластинку. Тило во многом повзрослел, но в душе оставался таким же нежным, застенчивым и обиженным ребенком. Он все еще продолжал мечтать ночами, закрыв глаза и запрокинув голову, о чем-то далеком и несбыточным. И теперь лелеял свою мечту за машиной с черно-белыми, как его жизнь, клавишами, складывая звук в мелодию под стук – и он часто шафлует – своего сердца.
В очередную из суббот, Тило решил, что один скромный поход в кино не скажется адски на его финансовом состоянии, он решил развеяться, пригласив Элен с собой.




Попкорн был просто отвратителен. Фильм начался. И Тило очень удивился, увидев проступивший на широком экране текст: «Режиссер – Стефан Нефф», который так же оказался и продюсером, и автором сценария, и даже играл где-то массовке. А фильм повествовал свою историю о мальчике лет 12-14, который был влюблен и был отвергнут, над которым смеялись, потом пытался забыть о своей любви во вскрытых венах. И были здесь и гомосексуальные отношения, декорации школьного кабинета по немецкому языку, как настоящие, и тот пустырь, через который Стефан ходил домой, и слезы в кукольных глазах актера, так похожего со слоем краски и грима на Тило. Потом трагедия – печальный финал – герой умирает. Стефан снял всю его жизнь – от каждого слова до каждой эмоции.
Тило очнулся, только когда включили свет, а в глазах все еще сквозь темноту мелькали эпизоды из фильма – его жизни.
«Стеф», - одними губами произнес Тило, и бросился прочь из зрительного зала, наступая всем на ноги.
- Тило, подожди! – окликнула его Элен, но он ее не слышал.
Благо, кинотеатр находился недалеко от его дома. Он бежал, расталкивая недовольных прохожих, которые недоуменно оглядывались на него, и вытирал рукавом слезы, беспрепятственно брызжущие из глаз. Запыхавшись, Тило забежал в квартиру, захлопнул дверь, и сполз на пол. В горле встал ком, который вырвался каким-то птичьим полукриком-полустоном. Он притянул к груди колени.
- Неужели ты так ненавидишь меня, Стеф? – возглас, обращенный в тугую пустоту квартиры.
В дверь позвонили. Тило вздрогнул.
- Тило, открой! Это Элен, - донеслось из-за двери.
- Пожалуйста, уйди сейчас.
Тило не хотел никого сейчас видеть, он хотел, чтобы каждый забыл его лицо. Ему казалось, что с его души сорвали все, оставив ее полностью обнаженной, и грязными иссохшими пальцами сжали ее в комок.
Элен больше по срывающемуся голосу поняла, что Тило теперь лучше на самом деле оставить в одиночестве, сжалившись над ним, ушла, выбив неровный такт каблучками, спускаясь по лестнице.





- Алло, да я вас слушаю!
- Привет.
- Алло? Кто это? Прекратите баловаться!
- Мать, это я, Тило.
- Ааа, привет, - отстраненный голос с другого конца провода.
Тило подумал, что если бы это ошиблись номером, то она была бы больше рада.
- Мам, я не оставлял у тебя никаких проводов к синтезатору? – с трудом натянул нужный вопрос, чтобы появился повод позвонить, Тило, хотя он знал, что все уже давно забрал.
- Не знаю. Не видела.
Молчание.
- Тило, - начала она, - Ко мне недавно приходил один человек – он просил меня рассказать о тебе. Он говорил, что пишет книгу… Это я так говорю, чтобы не было неожиданностью, - пояснила она.
- Стефан приходил? – спросил Тило, с каким-то смешанным чувством.
- Кто? Нет, не он. Вы, кстати, не виделись больше?
- Нет, - соврал Тило, - А мои тетради еще остались?
- Да, на балконе лежат… Мы с отцом хотели повыкидывать, но потом подумали, вдруг, ты как-нибудь зайдешь к нам. Ты же уже полгода дома не был… Нашел какую-то квартиру съемную себе…
- Мам, - протянул Тило, - Прости меня, ладно?
Он извинялся за то, что соврал, за то, что она не знала, что его сына давно уволили за то, что он давно не заходил к родителям, пусть они и не поймут сына никогда.
Тило повесил трубку. На душе просветлело.
Не так уж было важно для Тило, откуда Стефан узнал модель его синтезатора, цвет обоев в его комнате, куда выходили окна его комнаты – из них было всегда было видно луну, глядя на которую, Тило молился.





Критики встретили фильм большей частью положительными отзывами – картина была снята качественно, актеры вживались в роль, костюмы, декорации… Минус – мало спецэффектов.
Общественность же не разделила благостные взгляды критиков, а в основном, возмущалась открытостью отношений в однополой любви, и обвиняла фильм еще и в развращении несовершеннолетних, так для кучи.
Стефана Нефа же от должности не отстранили, и он продолжал снимать. Очевидно, их юридическая защита была сильнее недорого адвоката Вольфа. Фильм вскоре вышел на ДВД, и его утащили пираты, что говорило хоть и скандальном, но все же успехе «Одиночества».
А Тило не сожалел ни о чем: ни о потерянной работе, ни о печальном детстве, ни о том, что сделал с автором фильма той ночью, и был согласен и с жестоким ответом Стефана, и с тем, что его герой в конце умер.