Цикл драбблов

[german-gothic-slash]

1. Фандом - ВСЕ
2. Пэйринг - ВСЕ
3. Рейтинг - разный
4. Жанр - драбблы
5. Комментарий - Был у меня на дайри драббломоб, где каждый мог отметиться, заказать пайринг (даже самый необычный), с единственным условием, чтобы аффтар знал "кто все эти (не)люди". Результаты вроде неплохи, посему размещаю здесь, указывать какой для кого не буду - на дайри есть, получатели знают, ну а на сообществе драбблы уже пошли в общее пользование (надеюсь, получатели не возражают)))
6. Предупреждение -
7. Дисклеймер - Ни на что не претендую, просто фантазирую…



1. пайринг: Бернхард Хиртрайтер/Андреас Шолль
В гримерке душно от въевшегося в стены запаха цветов, пудры, вороха одеколонов. Темно. Скверные замки.
- Ох, извините, - смущаются на пороге. Бернхарду плевать на извинения. Черт, он целую неделю потратил, уламывая дамочку. И облом.
- Стучаться надо, - сквозь зубы цедит Бернхард, потирая щеку. Вломился-то этот идиот Андреас, а пощечину влепили Бернхарду.
Несправедливо.
- Извините, - повторяет Андреас. Он выглядит слишком высоким для тесной гримерки, крупным и неуклюжим, вроде сенбернара. Бернхард невольно задумывается о шуточках природы: двухметровый Андреас с легкостью берет D5, тогда как Бернхарду высокие ноты даются исключительно фальцетом.
- А, ладно, - отмахивается. – Другую найду. Подумаешь, королева красоты, - вслед блондинке. Проще забыть, чем догонять.
- Чей выход?
- Сначала мой, затем ваш, - Андреас косится на часы. Он поправляет костюм, прическу, а Бернхарда коробит диссонанс андреасовых габаритов…и всего остального.
После концерта и пары бутылок вина они на «ты».
- Ты фальцетист, так? – отличная шпилька. Бернхарду охота развлечься.
- Нет. Я контр-тенор.
- Да ну? – Бернхард сокращает расстояние, будто загоняет в ловушку. – Что ж… смахиваешь на кастрата, если честно.
- У журналюг научился? – Андреас фыркает. - Я нормальный мужчина.
Он выдергивает розу из петлицы. На белых лепестках – пара капель крови. Бернхард втягивает невесомый аромат.
«Милая реакция».
- Да ну? – еще ближе, вплотную, Андреас пятится от сближения-атаки, Андреасу достаточно ударить всего раз, чтобы размазать «хищника» по хлипкой двери гримерки.
Ударь первым.
Андреас часто дышит, ошарашено пялится на Бернхарда. О Боже. Его рука. Его рука. На ширинке Андреаса.
- Что… вы делаете? – снова на «вы». Разорвать контакт/атаку/проиграть. Сбежать.
- Проверяю, - ухмыляется Бернхард. Потом проводит указательным пальцем по ярко-розовым пухлым губам Андреаса. – И знаешь, ты вполне сгодишься вместо той блондинки… (271 слово)

2. пайринг: Бликса Баргельд/Тило Вольф
Тило наблюдает за собеседником с вежливой скукой. Раскланяться и сбежать – идеальный вариант. Набор «уважительных причин» показывает дно; это печально.
Собеседник худ, взъерошен и размахивает руками. Тило думает об английском парке, где каждому безумцу позволяют выкладывать завиральные теории. У Тило нет почтовых марок и сургуча. Жаль.
- …Фуфло твоя готика, игрушки детские! У тебя вон мордаха смазливая и сам лакированный, прям как туфли, а мозг где? – лохматое нечто дергается. Мультяшка под электрошоком – просвечивает скелетик на черном фоне. Тило украдкой поглядывает на часы.
- Эмоции у тебя сплошные. Истеричные, будто у бабы какой, - захапывает себе сигареты. Тило смотрит на «чокнутого» в упор. Слова его утекают на пол, в песок, мимо сознания, - нафига, спрашивается? Идея, должна быть, идея. Врубаешься?
Тило качает головой.
Тило совершенно «не врубается», зачем сидит в отвратном баре, общается с «легендой индастрила» (по совместительству, придурком) Бликсой Баргельдом. Платит за пиво и слушает пьяные (обкуренные? Обдолбанные?) бредни.
Давно пора расплатиться и уйти, забыв о случайной встрече и «мудром» разговоре.
- Сказать-то тебе нечего! Вот что сейчас говоришь – то и через десять лет будешь, никуда не денешься. Потому что мозги тебе вправить надо. Да некому.
«Не ты ли желаешь?» - насмешку Тило прячет под рукавом. Бликса чересчур странен. Нельзя сердиться или обижаться – словно на марсианина. Дерганные жесты, наркотический блеск в глазах…это и есть «идея»?
Тило желал бы заткнуть шуту-мудрецу Бликсе рот. Поцелуем. Отличная шутка. Он желал бы скрутить Бликсу, прервать его дерганный «танец в петле».
Остановить его.
Почти решился.
- До свидания. Мне пора.
…В другой раз. (247 слов)

3. пайринг: Эрнст Хорн/Александр Вельянов
Журналисты и фотосессии. Мировое зло. Наряду с атомными бомбами и вырубкой тропических лесов.
Эрнст категорически не умеет позировать, и вдвойне тяжело ему под вспышками фотоаппаратов и видеокамер от…
Заднеплановости? Есть такое слово?
Пускай.
Алекс всегда впереди. Эрнст не возражает; мальчику нравятся яркие дешевые игрушки – пусть балуется, пусть наслаждается собственной красотой на глянце бумаги, оцифрованной в джпег-картинки, пиксели видеоклипов. Кусочки красоты – засушенные на память бабочки.
Эрнст не хранит фотографий Алекса. Положить одну под стекло, в бумажник – сдаться, признать себя зависимым, накроманом и безнадежно тоскующим стариком, что цепляется за артефакты прошлого.
Ну уж нет. Лучше сдохнуть.
Тяжело оттого, что Алекс _провоцирует_, позирует и заполняет все пространство. Живой Алекс повсюду, но куда больше его фотографий. Тысячи ракурсов и поз. Улыбок, гримас, пассов руками. Тысячи заспиртованных, будто младенцы в кунсткамере, Алексов. Мириады лиц – одно. Атака клонов.
Иные кошмары очень тяжело выдержать. И невозможно проснуться.
- Я оставлю на память пару экземпляров? – Алекс выкладывает журналы прямо перед носом Эрнста. Тот отдергивается, словно от электрического ската. – Чего такое, Эрни? Мы тут неплохо получились.
«Ты. Ты неплохо получился», мысленно уточняет Эрнст.
- Как хочешь.
Алекс любовно вырезает из журналов свои портреты. Чужие – гибнут под ножницами. Расчлененка. Эрнста почти физически тошнит от _обратной стороны_.
«Ты режешь других, Алекс, чтобы сохранить свое фото».
Однажды ему надоест, успокаивает себя Эрнст, однажды ножницы затупятся, журналов накопится чересчур много, и Алекс устанет от коллекционирования себя самого.
(224 слова)

4. пайринг: Штефан Акерманн/Йенс Клеменс
Анекдоты сочиняют о блондинках, но дефицит мозга не соотносится с полом. Короче, блондины тоже глупы. Йенс – великолепная иллюстрация. Штефана забавляет его первобытная, дремучая глупость. К такому невозможно ревновать или злиться; Бруно не зверушку даже завел, а… растение. Вроде кактуса. Блондинистого кактуса. Или – как там звать «аватара» Йенса? – Губка Боб.
Простейшее. Беспозвоночное.
Легко упровлять.
Штефан сталкивается с Йенсом редко, и каждый раз – странный коктейль из презрения, интереса и омерзения. Словно и впрямь Штефан – аквалангист, изучает морских гадов на дне океанском.
На дне? Всего лишь аквариум. Поблагодарим Бруно – тот обеспечивает Штефана-исследователя занятными экземплярами.
Полезными.
- Ты способен убить? – Штефан задает вопрос негромко, хрипловатый голос царапает барабанные перепонки Йенса. Тот молча глотает пиво из литровой бутыли. Приходится ждать.
- Убить? Да не… подраться – завсегда пожалуйста, а вот…
Ну-ну. Штефану не нужно подтверждения. Просто…подбирает наживку.
- Расслабься, я не нанимаю тебя киллером. Вопрос как вопрос. Для поддержания беседы.
Йенс хмурится, чешет затылок. Штефану чудится: слышит жернова мыслей, они ворочаются тяжко и грузно под костью черепа и короткими светлыми волосами.
- Лан. А че?
Штефан сокращает расстояние. Длиннопалая жилистая ладонь касается бритого подбородка, Йенс вздрагивает. Амебы и…губки сжимаются от укола иглой. Штефану нравится его реакция.
- А я способен. Я добавлю: я убивал. Бруно знает об этом, больше никто.
Йенс вырывается. Бутылка катится по полу, оттуда сочится пиво. Темное. Как кровь.
- Врешь!
- Быть может. Или нет, - Штефан серьезен. – Просто хочу, чтобы ты знал. Я способен.
Он выдерживает паузу.
Губка впитала достаточно яда.
- И можешь передать это своему…приятелю. Тони. (247 слов)

5. пайринг: Тиль Линдеманн/Бруно Крамм
Место случайных встреч. Самолет. Рейсы расписаны поминутно, судьба рассаживает в рандомном порядке. Игра в кости: получи четное число. Раздели на два.
…В самолете каждый тот, кто он есть. Без грима и минимум притворств. Неузнаваемо?
Бруно узнал. Вокалист Rammstein слишком заметен, не узнать невозможно. Бруно моргает. На языке – кисло-горький вкус десятка фраз. Подойти и высказать?
«С тобой ассоциируют индастрил, шварцсцену, но разве ты потратил всю жизнь на это? Ты просто зарабатываешь деньги. Я должен быть на твоем месте – я заслужил, не согласен?»
Тиль отворачивается к окну. Узнал ли он Бруно? Вряд ли – кто такой Бруно для звезды мирового масштаба… основатель шварцсцены, да. Широко известный в узких кругах.
«Я открыл двери таким, как ты», думает Бруно, - «я построил дворец, в котором ты царствуешь».
У революционеров остаются рваные флаги, а на троне сидят умные политики. Вечный закон.
Бруно заставляет себя переключиться на ноутбук. «Я-занят-мне-плевать-на-него». Уж точно не фанат. И не завидует, Бруно сознательно выбрал идею, музыку, а не дешевую (ладно, дорогую) популярность. И в интервью Zillo с полным правом заявит – «ну, эти Rammstein – популяризаторы, музыка для подростков в гриндерах».
Тиль пишет что-то в потертом ежедневнике. Не замечает никого вокруг.
Полет долог. Бруно успевает почти забыть о _случайном соседстве_.
«Ты добился большего, но я не хуже. Я лучше. И это _я_ не буду замечать тебя».
Они вновь в разных плоскостях – до аэропорта.
Бруно вздрагивает всем телом, когда Тиль обращается к нему.
- Извините, у вас не найдется сигареты?
Долю секунды Бруно таращится на вокалиста Rammstein. Затем протягивает пачку.
- Да, пожалуйста. (248 слов)

6. пайринг: Йорг Хеттнер/Даниэль Гальда
На лице Даниэля – мировая тоска.
- Не смогу я на той неделе. Ну Хётти, ну никак не смогу…
Йорг срывается с кожаного кресла, словно в джинсы засунули петарду.
- То есть, как это?! Я уже обо всем договорился! У нас не каждый день концерты, чтобы ты ими разбрасывался!
- Не могу-уу…
Йорг готов ударить Даниэля. Тянуться высоковато – потому тыкает в живот указательным пальцем.
- Я. Приехал. Из. Америки. Ради, - эффектная пауза, достаточная чтобы Даниэль устыдился, - Тебя.
- Хётти… - Даниэль изучает собственные ботинки. Мнется, будто поставленный в угол ребенок. Йорга он побаивается, да и неловко так…
- Ну и что там у тебя?! Неотложные дела? Свадьба?!
- Нет, - Даниэль присаживается на корточки. В кое-то веки – снизу вверх на Йорга. Впрочем, снизу он бывает…только не во время диалога. – Другое…
- Что, черт тебя подери! – Йорг поправляет очки, воздевает очи горе, грозит кому-то кулаком, все за пару секунд. Даниэль фиксирует обрывки движений. Двадцать пятый кадр. – Что приключилось? Мама заболела?!
- Не. Но… не могу. Никак…
Щенячий взгляд. Даниэлю явно не хватает хвоста – виновато прижатого, повиливающего хвостика. Крючком.
- Гальда, во-первых прекрати тормозить, во-вторых объясни по-человечески какого дьявола у тебя стряслось?!
Довести Йорга – проще растопить Антарктиду, но Даниэль вполне понимает как ему удалось невозможное: «я-приехал-ради-тебя-из-Америки». Простаивает работа в Голливуде. Еще и на билет потратился.
Даниэль ластится к нему:
- Ну прости. Считай, просто…побыть вместе приехал.
Йорг фыркает.
- Безумно счастлив, - концентрация сарказма превышает ПДК. – И все-таки. Колись.
- Я…эта… - Даниэль густо краснеет. – Пересдача экзамена у меня. Сессию завалил. (250 слов)

7. пайринг: Йорг Хеттнер/Бруно Крамм
Йоргу охота захлопнуть дверь. Поздно. Самообладание – превыше. Он натягивает улыбку-оскал.
- Ты. Что _ты_ здесь делаешь?
Бруно одаривает его презрительным взором. Словно крупного белесого таракана, до которого не дотянуться тапком.
- Работать приехал.
Йорг прячет руки в карманы.
- Давно ты в Америку подался?
«Тут моя территория».
- Не твое дело. Извини, дай пройти.
- Бруно, здесь не Dance Macabre… - мысли Йорга скачут быстрее света, и букет «возможностей» осязает он внутренним чутьем. Обескураженность линяет в торжество. – Здесь _я_ главнее. Хе.
Бруно не умеет скрывать эмоций. Ярко-розовые подвижные губы резко дергаются.
- Да-да, - Йорг ходит вокруг него. Вьется – мелкой древесной змейкой. Смертельно ядовитой. – У меня тут куча связей. Я могу _позволить_ тебе работать здесь. Или _не_ позволить.
От растерянности-злости-понимания в глазах Бруно Йорг едва не кончает. Торжество над старым врагом круче секса. Сфоткать бы.
- Йорг, - голос Бруно мягок, как шелковый шарф; Йорга передергивает – воспоминания не сотрешь, а шарфом легко душить. – Йорг, нам нечего делить. Ты занимаешься саундтрэками, я другим… мы не пересечемся более.
- Ошибаешься, - в горле Йорга клокочет и пузырится. «Не заржать». – Мир тесен, Америка – не просторнее _твоей_ шварцсцены. Врубаешься?
Два хищника на одной территории. И ныне Бруно в проигрыше – территория помечена до его прихода.
- Чего тебе надо?
- Догадайся.
…Месть – короткое слово, тяжелее тонн золота и платины.
- Будешь заглядывать ко мне. Мы ведь старые друзья, Бруно?
«Отвали», вертится на языке, но Бруно молчит. Царапает ногтями ладони. Йорг треплет его по щеке:
- Заглядывать каждый день. По старой памяти.
- И? Чего – тебе – надо?!
«Трахнуть меня», - окончание фразы, Йорг слышит ее. Невысказанную. Хохочет в голос:
- Ничего особенного. Скажем, приготовить кофе. (269 слов)

8. пайринг: Эрнст Хорн/Роберт Уилкокс
Роберт извлек из чемодана нечто. Нечто напоминало давно сдохшего ужа, сжеванного гиппопотамом, печально болталось из стороны в сторону и менее всего годилось в качестве предмета одежды.
- Да выбрось ты его, - меланхолично посоветовал Эрнст. Сам он натянул пиджак поверх водолазки, когда-то «ангорской» серой, но полинявшей от времени.
- У меня нет другого галстука, - Роберт повертел «ужа» в руках, попытался разгладить, но помял сильнее. – Мы ведь выступаем с этим чертовым оркестром… тьфу, ненавижу весь этот академичный пафос…
- Во-первых, это Алекса идея, пусть он и выпендривается. Во-вторых, поверь – «пафосные академы» сами охотно выступают в джинсах и рубашках, в-третьих…
- В-третьих Алекс закатит истерику, - Роберт оставил несчастный галстук в покое. Рубашка, пиджак – сойдет. Какая жалость, что нельзя вырядиться во что-нибудь максимально драное и дурацкое. А впрочем…
- Эрнст, а ты так и пойдешь?
- Почему нет?
Роберт оценивающе оглядел основателя Deine Lakaien. Ну… для панковского феста он бы сошел, но…
- Слушай, может галстук все-таки? Ты дирижировать будешь.
- Галстуком не дирижируют.
- С Алексом сам разбираться будешь, - Роберт скандального вокалиста побаивался. Немножко.
- Кто, если не я? – фыркнул Эрнст. Подошел к Роберту и взъерошил и без того лохматые блондинистые космы. Свои и его. Одновременно.
Роберт вытаращился:
- Это… зачем?
- Чтобы соответствовать имиджу, - Эрнст подмигнул Роберту, - Будем академ-панками. Согласись, неплохой эксперимент.
Маньячная улыбка. Роберт решил не протестовать. Тем более, идея казалась забавнее…и к дьяволу галстуки.
- Пол-жизни мечтал дирижировать в подобном виде. А если Алекс вякнет – напомню, что он сам панковал! (246 слов)

9. пайринг: Александр Вельянов/Штефан Акерманн
- Ску-у-учно… - заунывно тянет Алекс, он весь извертелся и извелся, до чего же тоскливо торчать в студии, когда эти два маньяка-клавишника – Бруно и Эрнст сводят материал. Алекс с удовольствием сбежал бы – просочился в замочную скважину каплями воды; дверь незаперта и никто насильно не держит. Кроме «неудобства». Но боги, как же ску-у-учно…
Вокалисту Das Ich не легче. Штефан завис, погруженный в свои думы, игнорирует лохматого македонца. Бруно (и Эрнст, но главное – Бруно) попросту _забыли_ о третьем-четвертом лишнем. Штефану не привыкать.
- Ску-у-учно…
Тягучий, словно заунывное мяуканье недовольного кота, голос Алекса пробуждает Штефана из оцепенения. Штефан следит за Алексом с любопытством и ехидцей. Ну, чего вытворишь? В тапки лужу наделаешь или диван когтями раздраконишь?
- Что уставился? – фыркает Алекс.
- Просто. Мне тоже скучно, - после короткой паузы Штефан кивает на Бруно и Эрнста в наушниках, - У них надолго, так что лучше езжай домой.
- Я на машине Эрнста, - неохотно признается Алекс.
- Тогда придется ждать.
Алекс поджимает губы, но ответную шпильку сохраняет при себе – пригодится позже. Они со Штефаном играют в гляделки. Черное-синее. Вода и земля. Впитает или размокнет?
«Уже не скучно?»
Алекс напрягся, подобрался и инстинктивно скалится. В Штефане он видит ехидство и ухмылку, но и… чего-то еще.
«В игре на двоих выигрывает один?»
- Штеф, - произносит Алекс, не моргая; громко произносит, наслаждаясь тем, что Эрнст (и Бруно) не слышат, - а собственно, зачем нам сидеть здесь? За дверью нам точно будет не скучно… (238 слов)

10. пайринг: Штефан Акерманн/Даниэль Гальда
Оба не совсем трезвы, но повод достаточен. Расставание.
Даниэль с чувством всхлипывает:
- Вот по кому точно буду скучать, так по тебе… Черт, хорошие времена… Если бы не траблы… но я так не могу тоже, ну понимаешь…
Штефан залпом допивает остаток в стакане.
- Понимаю-понимаю.
- У меня друзей таких никогда не было…вот чес-слово…ты лучший… - Даниэль размахивает руками. Пить он никогда особо не умел, алкоголь накладывается на эмоции и получается коктейль с названием «Наговорить Лишнего». Ожидаемо. Штефан улыбается уголком губ.
- Теперь только если на каких фестах встретимся…да и то… тебя Бруно ко мне не пустит, и Йорг тоже не в восторге…
Даниэль обнимает плечо Штефана, наваливаясь всем весом. Штефан терпит. Неприятнее другое – проговоренные вслух собственные невеселые мысли.
Зависимость, так?
Короткие поводки и намордники.
Даниэль осоловело моргает, пытается высказать чего-то еще – несомненно, крайне важное, из глубины души и разума, но алкоголь – помеха, отпускает мысли и чувства и спутывает им ноги на ходу.
Штефан кивает. Да, да. Конечно.
- Мы могли бы видеться, - шепотом говорит он, - группы-группами, а дружба дружбой.
Даниэль не воспринимает. Хорошо.
Пока свежо – они могут клясться, мол, расставание – ерунда, необязательно играть на одной сцене, чтобы общаться. По вечерам пиво пить – почему нет? Они ведь не рабы, чьи хозяева продали их в разные штаты.
- Мы могли бы видеться, - сказал Штефан, и уже жалеет об этом.
Штефан солгал.
Не увидятся они больше. Разве – мельком, привет-пока.
Нельзя сдержать поводками и намордниками, можно – забвением. (237 слов)

11. пайринг: а нет пайринга %)
Пользуется.
Да, именно пользуется ими – с оттенком злорадства. Изысканная месть, сплошь – символика и ритуалы, словно у африканских племен. Эти двое не воспринимаются Эрнстом как люди, но – неодушевленные предметы, трофеи, добыча. Хельга нашла их, а я забрал. Хельга опередила меня, но я отвоевал. Последнее слово за мной – вот оно, даже два слова.
Глупо, разумеется. Эрнст гонит подобные мысли. Тобиас и Андреас – просто-напросто приглашенные вокалисты, не более. Инструменты. Им нет разницы где и что петь, если музыка подобрана под их тональность и устраивает гонорар.
Никакой войны. Никаких трофеев.
Инструменты.
Их послушание непривычно для Эрнста. Даже Алекс, самонадеянный мальчишка, порой кривит нос и пытается поправлять. С Зигрид, Михаэлем и прочими и вовсе споры доходили до конфликта, а Сабина и Сюзи мягко-ненавязчиво и так по-женски гнут свою линию. Эрнст чувствует: они живые, они люди.
Но не Тобиас, не Андреас. Словно завернутые в имитацию человеческой плоти механизмы – а может, они просто боятся Эрнста, боятся как люди – божества, как неспособный творить страшится Творца.
А еще может быть, Эрнст ошибается. Эрнст вообще часто ошибается в людях. Но его отношения с Андреасом и Тобиасом идеальны: мастера и инвентаря.
Все остальные виды отношений – выдумка. Эрнст абсолютно доволен этими двумя; настолько, что не различает их – несмотря на противоположность внешности и характеров. Тембр голоса, знание нот, латыни, древнегерманского. Твое лицо/личность/душа – не интересны.
Как жаль, думает Эрнст, как жаль, что так мало людей соглашаются быть инструментами. (224 слова)