Новое

[german-gothic-slash]

1. Фандом - Deine Lakaien
2. Пэйринг - Александр Вельянов/Эрнст Хорн
3. Рейтинг - PG
4. Жанр - AU, POV Хорна, H/C
5. Комментарий - Ой как много хотела написать. ...Но все забыла. Кажется, я подсела...Фик изначально должен был быть ангстом, но как обычно, получился ау. Не судите строго. Лишь мои попытки разобраться в личностях. И кст, здесь Александра даже пассив в некотором виде.))Чего со мной не бывает...
6. Предупреждение -
7. Дисклеймер - никаких корыстных целей не преследую,просто фантазирую.



Новое


Сможешь ли он заново пережить все, что было между нами?

А знакомо ли ему понятие заново вообще?

А я его, пожалуй, заставлю – пережить все снова.

Он будет заново учиться самым элементарным вещам. Он все изучит по-новому. По моему.

Потому что я слишком сильно…его люблю? Это не то слово, которое можно подобать к этому человеку. Приспособить.

**

Когда чувства со временем притупляются, делаются такими же, как шершавая поверхность наждачной бумаги. Дотронешься – не больно, но как только чуть сдвинешь палец – он покроется кровавой коркой.

Я не хотел делать ему больно. Я вообще не хотел, что бы он узнал про мой замысел.

И он не узнал.

Наши чувства притупились. Фигуры наши в нашем мире все чаще расплывались и отдалялись по разным углам. Я требовал его собраться. А он как вода сквозь пальцы, утекал от меня слезою по старой изрешеченной морщинами щеке.

Да, я плакал.

Слезы дарил мнимое освобождение, как разряд, как оргазм, после которого тебе ничего не хочется.

Так же и я, обычно садясь в кресло и книгой, проводил весь вечер, проливая воду. Только почему-то из глаз.

И я, истощив себя, переставал. Я не шевелился, голова раскалывалась, веки болели, мокрые ресницы слипались, и пульс был едва ли удар в секунду.

Кажется, я тихо умирал, пока в комнате не становилось темно и прохладно от серого воздуха на улице.

И тогда, ближе к одиннадцати я раздевался и тихо ложился в постель.

**

«А ты? Где ты? Банально, да, но где ты? Я не знаю. Словоизлияния старого, по сути своей никому не нужного старика, я записывал на бумагу. Потом читал это, каждое воскресенье, я опасливо приближался к ящику стола и читал мои мысли. Переживал заново. Мне казалось, что время течет так медленно, что я просто-напросто увязну в нем когда-нибудь. А ты уйдешь вперед.

Алекс, позвони мне. Расскажи, как ты. Что ты делаешь. Потому что скоро я не выдержу и сделаю то, замысел чего я ношу так долго.»

**

Ветер едва колышет тонкую тюль занавесок, а я чувствую, что вымерзаю изнутри.

«Однажды, мне продали очень странное мясо.

Пожарив его, я откусил кусок и почувствовал, как хрустнул лед. Прожилки чистого льда между пластами мяса.

Они напомнили мне каннибализм.

Так и я, наверняка выгляжу. Где-то внутри.»

**

«Кричать душой – да, это слишком откровенно, но все же это хоть что-то.

Я пробовал немного поработать. Он исчез, не побоюсь этого слова – просто исчез, оставив лишь телефон. Сказал, что нужно время, что бы отдохнуть. Просил звонить. Я не звонил ему.

Вот так и бывает.»

**

Я простудился. Все же ветер или моя собственная слабость, изморозь в теле, этот лед в мозгу, снег в душе – ничего не видно, все занесло.

Или пыль. Я слишком стар, что работать. Карбюраторы засорятся, мотор тормозит, пыль забила шестеренки и они отказываются вертеться – выходят из строя.

**

Он звонит совсем неожиданно – в дверь моей квартиры. Поскольку я знаю, что такие сюрпризы вполне в духе легкомысленного Алекса, я удивляюсь лишь его виду.

В его руке зажаты, словно грязный веник, цветы. На лацкане пиджака примостились две замысловато переплетенных белых нитки.

Ботинки в летней пыли, а на губах легкая легкомысленная улыбка.

- Алекс, - констатирую я.

- Привет, - он проходит вглубь квартиры. Я подбираю сползший с плеч плед и иду следом.

- У тебя тут, - я убираю с пиджака нитки. Он тепло улыбается. Я замечаю, как посвежело его лицо. – Нитки.

- Говорят, это к свиданиям. С кавалерами, - он говорит это тоном, каким обычно говорят новость из разряда «Кажется, я знаю, что ты ничтожество. Заткнись».

Я промолчал.

- Это жене, - уточняет он, когда я хочу забрать цветы и поставить их в воду. Мне становится так стыдно, что бледные коралловые пятна неравномерно окрашивают мои щеки.

- Угу, - шепчу я, присаживаясь на кровать.

- Что с тобой? – отвлеченно рассматривая стены, говорит он. Я думаю, что он влюбился. Блеск его глаз затмевал слабый свет сумеречного неба. Опять таки эти цветы – жене, а блеск в глазах – ему. А мне лишь две нитки «к кавалерам» в сжатой ладони.

- Мне плохо, - просто говорю я, запахиваясь в одеяло. Представляю себе, как жалко это выглядело.

- Да нет, я про плед на плечах! – раздраженно, может быть, с вызовом кидает он.

Я опять молчу. Кажется, что-то еще работает, раз раздражение крохотной искоркой вспыхивает в моем сердце и разносится по всему телу, словно по проводам. Мгновенно и горит все.

- Алекс, - злость в моем голосе он улавливает сразу. И удивлено оборачивается. Его странная манера держать осанку – чуть поджимая плечи и двигаясь на манер куклы, доводит меня чуть ли не до бешенства. Я слышал это от него, что чем больше копить свое раздражение, свою злость, свои невысказанные никому траурные речи – тем сильнее ты закапаешь себя. Кажется, я закапал себя по шею. Но не с головой.

И вот почему я нахожу в себе силы встать, уронив плед на пыльный пол и подойти к нему.

Приобнять и впериться в губы поцелуем.

Он отвечает, как и положено.

А горький вкус его губ опьяняет меня сразу и безостановочно.

Как, очертя голову, в омут.

Я отрываюсь от его покрасневших губ и тяну его к кровати.

В его глазах – чертово удивление. Как у куклы, которую раздевает хозяйка-извращенка.

- Сядь, - я указываю на край кровати, и он послушно садится.

- А теперь покажи мне свои ладони.

От такой странной просьбы, а, быть может, приказа, он теряется. Но потом соображает и поджимает губы.

- Вот, - снабжает он свое действие ненужным словом.

Его смуглые ладони ощеряются на меня гладкостью и изгибом линий.

Как странно, что он не спрашивает, что я делаю, когда я подвигаюсь ближе и пристально их рассматриваю.

А ведь он далеко не актер. И сдерживать свои эмоции не привык.

- А теперь возьми мои руки и попробуй представить, что держишь их впервые.

Он поднимает на меня взгляд, полный скепсиса и сомнения.

- Давай, - с силой выдавливаю я.

Он медленно проводит пальцами по моему запястью. Прикрывает глаза, силясь извлечь из этого смысл.

Смысла здесь нет, Алекс. Я просто хочу заставить тебя пережить все заново.

Его гладкие мягкие пальцы скользят по моим, поглаживая и сгибая.

Странно, думаю я, во все глаза наблюдая за ним – его веки прикрыты, губы наоборот полураскрыты и дыхание становится сбивчивым.

- Что ты хочешь? – наконец спрашивает он, открывая глаза. Карие зрачки широкие, как два солнца. – Ну, хватит!

Я улыбаюсь.

- Эрнст! – вскрикивает он, силясь выдернуть руку. Я не отпускаю.

- Поцелуй меня, - говорю я.

Интересно, что он ответит на это? Пошлет меня? Ударит? Поцелует? Скажет, что все между нами кончено, боже мой, ОН скажет. Я знал это еще год назад, когда он практически перестал со мной видеться. После того, как отгремел тур – Алекс замолчал. Редкие попытки разбудить в нем совесть или хотя бы старую дружбу кончились провалом.

И вот сейчас он заявляется ко мне с букетом цветов и невысказанным раздражение на тему моего молчания. А действительно, почему это я не звонил тебе? Почему это я забыл тебя? Да, почему? Почему, Эрни??

- Поцелую, - шепчет он драматично.

И губы его мягко касаются моих. Руки нежно гладят мои плечи, я мелко дрожу от озноба и нервов.

- Успокойся, - шепчет он.

**

После секса судорожные рыдания трансформируются в нервно трясущиеся руки, сжимающие мои плечи в безуспешной попытке обнять, а глаза в два горящих уголька.

«Понимаю, понимаю, понимаю…» - как заведенная кукла шепчет он, прерываясь для шумного вдоха воздуха.

Я улыбаюсь и закрепляю свою победу скромный поцелуем в щеку.

Встаю, чтобы открыть ему дверь. И выпроводить.

- Что ты делаешь, Эрни? – пораженно говорит он, приподнимаясь с постели и прикрываясь простыней.

- Уходи, - говорю я мягко. – Потом продолжим.

- Но я…

- Уходи.

Он одевается так же медленно, как в замедленной киносъемке актеры бегут за бандитами.

Так же медленно и аккуратно поправляет прическу.

- Эрни, - глаза все еще чуть блестят. – Спасибо.

Я мягко улыбаюсь уголками губ.

Он уходит.

**

Победа над личностью. Пусть и над лишь заведенным сложным механизмом, но, в сущности, я ожидал, что все будет намного сложней. Я представлял себе, как мучаю его допросами о себе. Как надругаюсь над его психикой. Как насилую его сознание, освобождая от старого.

Но он сплавился, как свеча плавится под действием зажигалки.

Рухнул, сник, все понял.

Заново. Все теперь заново – все сначала.

Всегда мой. Да и кому эта кукла нужна?

**

- Герр Хорн, пройдемте? – заботливый голос где-то в районе уха.

Он огрызается. Он еще не дочитал свою повесть.

- В общем, Алекс, мы увидимся в следующий раз, - говорит Хорн, приподнимаясь со стула.

Смотрит на его лицо и останавливается. Сутулая спина распрямляется.

- Тебе что, не понравилось? – хмурится старик и оправляет больничную рубашку.

- Понравилось, - сквозь слезы выдавливает Алекс, сидящий напротив. Мужчине казалось, что шею оплела колючая проволка из страха и бесконечной…жалости. – Дочитаешь потом, хорошо? До встречи, Эрни.

Эрнст подозрительно смотрит на Алекса. И разворачивается, что бы уйти. Больничные тапки шаркают по полу. Воздух легко колышет его волосы с сединой. Все застыло. Теперь все действительно новое.



05.04.07