Медвежонок

[german-gothic-slash]

1. Фандом - кросс Seelenzorn/Das Ich
2. Пэйринг - Йенс Клеменс/Бруно
3. Рейтинг - NC-17
4. Жанр - нон-кон почти
5. Комментарий - Сиквел Niemand kann dich hoeren ( by Draw). Мальчик отомстит за себя
6. Предупреждение -
7. Дисклеймер - всё выдумано.



МЕДВЕЖОНОК

Иногда все же надо заниматься делами. Бумажная работа требует времени, но без нее не будет бизнеса, не будет всего того, что поднято на собственных плечах за долгие годы. Посему, хоть кому то это и покажется смешным, но деловой кабинет свой Бруно оборудовал в стиле настоящей «конторы» - с высокими стеллажами, минималистичной строгой «полумягкой» мебелью для сидения и массивным дубовым столом.

Такая обстановка быстро избавляет от отвлекающих мыслей и настраивает на деловой лад. Все как будто говорит: «остепенись». Здесь не делаются вещи, после которых спрашиваешь себя «Почему?». А душевные терзания очень быстро вытесняются духом делового расчета.

Но не в этот раз. Сидя над стопкой контрактов и разной степени важности бумаг, Бруно никак не мог сосредоточиться. Если есть состояние, называемое «выбиться из колеи», то состояние Бруно было близко к тому, что называется «слететь в кювет, два раза перевернувшись, и грохнуться на крышу, беспомощно вращая колесами». Мучали многочисленные вопросы. Зачем. Столько всего сделано, чего не стоило делать. Призраки прошлого и пагубные страсти кружились над головой. И даже спасительное логово кабинета от них не укрывало.

Раздался стук в дверь. Ну кто это может быть? На сегодня встреч не назначено, а все «свои» знают, что если дверь закрыта – то стучать в нее бесполезно.

Но дверь распахнулась, не дожидаясь, пока кто нибудь скажет «Войдите». Тот, кто открыл ее сильным пинком ноги, мгновенно влетел в кабинет, нарушив его покой и солидность своей взъерошенностью и злобой.

Бруно вскочил.

- Йенс? Но... ты бы позвонил сначала, если надо встретиться.

Йенс стоял перед ним, сунув руки в карманы штанов, и смотрел исподлобья. Тяжелый у него взгляд, как у медведя-шатуна. И плечи такие же. Наглые татуировки вылазят из под черной майки. Это нравится фанаткам Seelenzorn?

- Надо поговорить. Догадываешься, о чем?

Бруно забегал глазами. Наивно думать, что Йенс пришел поговорить о работе. С таким взглядом приходят убивать. Бруно подсознательно вжался в кресло, как будто надеясь спрятаться за своим верным столом. Взять себя в руки, не сметь. Бруно нашел в себе силы встать и выйти навстречу.

- Да, конечно, присаживайся, - он суетливо пододвинул стул.

Но Йенс продолжал стоять.

- Я хочу знать, что тогда произошло. Точнее даже,- Йенс сложил руки на груди, - я догадываюсь, что тогда произошло, а что-то даже помню. Не взять меня вашей химией. Я хочу знать КАКОГО ХЕРА это произошло, и что ты можешь сказать в свое оправдание.

Бруно опустил глаза. Сердце бешено колотилось. Как будто разрывался между двумя призраками – прошлого и настоящего.

- Не кипятись – единственное что он смог сказать. Давай сядем, поговорим спокойно. Может выпьем чего? Есть коньяк.

- Знаешь куда засунь себе свой коньяк?

Это неправильно, нужно действовать по другому, черт, Йенс, не смотри на меня ТАК. Бруно прокручивал все в памяти. Все, с момента встречи с Гранини до того, как отвез Йенса в отель на машине. Оправдания не находил. Только дрожь прошибала.

Он боялся. Но больше всего – не полиции.

- Йенс, пожалуйста, успокойся. Ну... в конце концов, что по твоему мнению произошло?

Йенс скривился, посмотрел исподлобья. О да, именно поэтому статистика обращений в полицию жертв таких преступлений – ничтожна. Рассказывать об этом кому либо – как будто снова пропускать себя через весь позор и унижение.

- Я не помню ВСЕ. Но многое. И мне это очень НЕ НРАВИТСЯ. – Йенс почти орал, если можно орать, тихо и отчетливо выговаривая каждый звук. В горле клокотало, - Это мерзко. Честно, я даже не понимаю, как можно сделать такое...

- Йенс, прости, - Бруно попытался взять его за плечи, но тот отдернулся

- Руки прочь, скотина, - процедил Йенс сквозь зубы

- Я... Мне самому мерзко,Йенс, но, серьезно, лучше не спрашивай, зачем я это сделал. Я не хотел, но... так было надо.

- Что, попросили задницу одного из твоих «деток», а ты и рад стараться? Сутенер. Еще и помогал ему. Какой сервис!

- Йенс, прошу тебя, не напоминай!

- Буду напоминать, - Йенс встал, опершись кулаком о стол, - или мое дело маленькое – подставляй задницу и делай что нужно дяде продюсеру? Тогда требую, чтобы это было внесено в контракт. Я его сразу порву.

Бруно в бессилии пялился в стекло книжной полки. На автомате налил себе стакан воды. Можно я провалюсь прямо здесь? А самое поганое – это что Йенс, этот мальчик, к которому питал такие нежные чувства, оберегая ото всех, и в первую очередь - от самого себя, теперь его ненавидит. Да черт с ней, с ненавистью, трудно даже представить, что сейчас творится в покрытой взъерошенными черно-белыми «перьями» голове, чем горят прозрачные глаза.

Йенс вполне может его избить. И будет прав, только вот сути это не изменит. Как много бы Бруно отдал, чтобы вернуться туда, тогда, и послать Гранини ко всем чертям.

Он бессильно опустился на стул.

- Йенс, прошу тебя. Я не отрицаю своей вины, да, мне пришлось это сделать... но если я как то могу загладить..., - Бруно изо всех сил натянул деловую интонацию, как будто предлагал сделку.

- А, вот теперь как. Теперь от меня надо откупиться, чтобы помалкивал, да? И многих ты так? Всех? Или только тех что не жалко? Тебе платят?

Наверное было бы лучше, если бы Йенс истерил. Метался по комнате, бил стекла, кидался на Бруно с кулаками. А он просто стоял, сложив руки на груди, и, глядя исподлобья, говорил. Про такое лицо говорят «медвежье». Медвежонок... помнится, Бруно начал его так называть про себя, еще давно. Но потом мысленно «надавал себе по рукам» - никаких прозвищ, ничего личного, только бизнес. Но тогда, в этом чертовом чилауте на руках Бруно лежал, посапывая именно Медвежонок. Сами собой врывались в память моменты. Беспомощное тело, мягкий рот...

- Что смотришь на меня, пидор?

Бруно встрепенулся, внезапно поймав себя на том, что разглядывает Йенса, что взгляд скользит от вкусных губ к плечам, по животу, к бедрам. Он изо всез сил потряс головой.

- Нет, тебе показалось.

- Черт... Йенс неожиданно и абсолютно неестественно засмеялся, - Тебе же самому понравилось, да? Ты для себя это сделал, да?

Бруно вскочил

- Нет! Я тебе уже тысячу раз говорил, что нет

- Не отпирайся, пидор. Хотел меня, да? Понравилось сосать, да? Ну так иди сюда и соси!

Бруно подошел к Йенсу, терпение уже начинало подводить. И самоконтроль тоже.

- Перестань так говорить! – шепот, которым ребенку говорят не хулиганить

- Неужели я невкусный, когда не пьян и не обдолбан? – ехидство. Лучше бы ударил.

Ну что же, лучшая защита – это нападение, хотя вряд ли кто нападает, становясь на колени. Бруно решительно опустился перед Йенсом и расстегнул его брюки. Посмотрел снизу вверх. Йенс конечно ошарашен, но тщательно старается не выдавать растерянности. И, естественно, сейчас будет изо всех сил сдерживаться...

Бруно опытен. Не сдержишься, как не старайся. Быстро вставший и стремительно наливающийся член намного выразительнее стремящегося сохранять сурово-безразличное выражение лица. Бруно ласкает с умением, играя, дразня, захватывая, всасывая, проходясь языком по самым чувствительным местечкам. Руки гладят бедра, впиваются в ягодицы. Бруно умеет, он сделает хорошо, он хочет, чтобы было хорошо. Именно ему, Йенсу. Медвежонку. Как похвала стараниям прозвучал сверху изо всех сил сдерживаемый стон.

Становилось тяжко. Бруно принялся помогать себе одной рукой, ни на минуту не прекращая ласкать Йенса. Смотрел снизу вверх. Он уже не сдерживается, ноги ощутимо дрожат, руки гладят плечи и голову Бруно, голова то запрокидывается, то падает на грудь, и тогда виден приоткрытый в стоне рот.

Наплевав на возможное несогласе, Бруно выпустил член, поднялся и, обхватив Йенса руками вокрук шеи, принялся целовать. Как вкусно, совсем не так, как тогда. И губы – отвечают.

- Пидор...- прохрипел Йенс, с трудом отрываясь, - Скотина

Но руки, совсем не похожие на медвежьи лапы, уже стиснули талию Бруно.

Йенс перевел дыхание, как быдто пытаясь прийти в себя

И, стиснув Бруно в объятиях, без труда повернул его к столу, заставив упереться руками в полированную дубовую столешницу. Расстегнутые штаны сами спали. Йенс быстро спустил штаны и, обхватив своего продюсера поперек туловища, пристроился сзади.

Было больно. Мальчик, он же совсем не знает, как надо,к тому же с его оборудованием войти безболезненно почти невозможно. Но он терпел, пока Медвежонок, почти порыкивая от злобы, втискивался в него, терпел и тогда, когда начались излишне резкие и грубые движения. Йенс его трахал. Жестко, не наклоняясь, не лаская, просто впился жесткими пальцами в живот и резко двигал бедрами.

У него нет опыта, ТАКОГО опыта, он не может целенаправленно доставлять удовольствие, да и не хочет он его доставлять. Но Бруно уже плыл. Несмотря на грубость, по телу прокатывались волны удовольствия. Маститый продюсер темной сцены елозил по полированной крышке стола, сгребая бумаги, пытаясь впиться хоть во что нибудь руками, найти опору. Йенс входил уже глубоко, на всю длину, сильно шлепая бедрами по заду Бруно. Толкался внутри, и ощущение его крупной горячей плоти доводило до иступления.

Но кончить Бруно не успел. Йенс обмяк и сполз в кресло, прерывисто дыша. Бруно так и стоял, облокотившись на стол, бессознательно комкая ладонью какую-то бумажку. Потом все же поднялся, подтянул штаны, подошел к Йенсу и сел рядом на пол. Прижался щекой к руке, бессильно лежащей на подлокотнике. Закрыл глаза. Гладил пальцами ладонь. Она совсем не похожа на медвежью лапу.