Экзорцист. Глава Третья.

[german-gothic-slash]

1. Фандом - Deine Lakaien
2. Пэйринг - классический
3. Рейтинг - NC-17
4. Жанр - AU, персонажи отправлены в далекое и мрачное Средневековье...
5. Комментарий - Работа в процессе, начало смотрите ранее в сообществе. Фик грозит вырасти в нечто большее, чем просто выпуск фанатского пара. Замечания и предложения приветствуются.
6. Предупреждение - инквизиция
7. Дисклеймер - Люди реальны и принадлежат себе, события вымышлены автором.



Экзорцист. Глава Третья.

Экзорцизм – процесс сложный, и не каждый священник имеет дар изгонять духов из тел рабов Божих. Хорн всегла считался крайне благословенным в этом плане, на его счету было бесчисленное количество исцеленных одержимых. Процесс экзорцизма ему всегда нравился. Уже войдя в дом к одержимому, он начинал чувствовать присутствие нечисти, и нечисть чувствовала его, признавая опасность. Сначала нужно оценить, что сотворил дух с несчастным. Как правило, это было жалкое зрелище – изможденное тело, привязанное к кровати только затем, чтобы одержимый не навредил себе, мечась по комнате, раздирая одежду и волосы, повинуясь приказам беснующейся в нем силы.

Сначала – взгляд. Холодный, спокойный, из под полуопущенных век. Серебряное или кипарисовое распятие в руке. Обычно при предъявлении бес начинает мучить больного с удесятеренной силой, заставлять исторгать проклятия, выламывать связанные руки и ноги, до боли надрывать связки, пытаясь вырваться и сбежать, прочь, прочь от благословенной светлой силы.

Молитва. Приказ. Приказ демону - представиться, назвать свое имя и место в иерархии нечистых. А вот здесь начинается Игра. Демон изворачивается, говорит тысячей голосов, пытается скрыться. В Игре Хорн всегда побеждал. Верная плеть, усиленная молитвой и распятием, знала свое дело. Когда же демон отдавал себя в руки священника, можно было изгонять его навек. Обычно весь процесс занимал не более трех – четырех часов. Или вообще был не нужен, так как Хорн с ходу мог сказать, одержим больной или притворяется. За это его не любили.

Но потом все стало по другому. Его перевели в те места, о которых он и не подозревал, работать с такими случаями, в которые он и не верил, полагая, что Господь не допустит в мир свой подобных созданий. Здесь уже были другие одержимые, другие демоны, и другие Игры. И победить удавалось не всегда.

С этим демоном Хорн проигрывал. Его уже пытались изгонять, так, не дожидаясь, пока создание Тьмы само откроет себя, и этим только еще больше усложняли Игры. Молитвы, пытки – они не приносили плодов. Тело с сатанинским упорством восстанавливалось. Пытались не кормить, - заключенный почти умирал от голода, но Зверь не уходил.

Пока внизу, в казематах, куда не проникает солнечный и лунный свет, о присутствии Зверя можно было догадаться только по быстрому заживанию ран. Надо ли объяснять, что с целью просто понять, подействовало ли лечение, заключенного снова пытали. И так продолжалось по кругу. Пытки до полусмерти, воскрешение и снова ад.

Ну и чего мы добъемся этим?



Преподобный снял с пояса футляр с карманным молитвенником, взял книгу в левую руку, правой поигрывая кнутом. Кто сказал, что отчитывать нужно только тогда, когда оборотень в человеческом обличье? Единственное, что сложновато в этой ситуации- так это возложение рук. Но Господь наш, силы дающий, за грехи карающий, за благодеяния награждающий...



На небольшом отдалении от зверя, стараясь смотреть прямо в чуть светящиеся в лунном свете зрачки, Хорн читал молитву. Каждое слово должно было впечататься в сознание зверя, растормошить его и отделить наконец то его от тела того несчастного, в котором он скрывается днем.



Зверь щерился и пытался вставать на дыбы, черные лезвия зрачков на желтом фоне радужки то расширялись то сужались. Благородная латынь молитв перемежалась свистом хлыста и не человеческим и не звериным, каким то другим, инфернальным, ревом, пробирающим до костей. Силы у Преподобного достаточно, чтобы туго скрученная змея кнута выдирала не только клочья звериной шерсти, но и полосы кожи. Но демон не сдавался. На просьбы, увещевания, приказы именем Господа назвать свое имя, выйти на честный бой и перестать терзать несчастного следовал только рев, рык, оскаленные зубы и утробное урчание, в котором слышался хохот легиона бесов.



Приблизиашись к оборотню на расстояние вытянутой руки, Хорн попытался положить ладонь на широкий бугристый лоб зверя. Тот рванулся, лязгнув бритвами зубов и с хрустом рвущихся жил попытался встать на дыбы. На фоне темно-тигровой шерсти блеснул рубец человеческой кожи. Та самая полоса некогда порванной плоти на животе. Под ошейником мгновенно вздулся черно-синий пузырь лопнувшей вены. Хорн мгновенно схватил стальную рогатину и подпер ею шею зверя, заставив острое разветение вонзиться под нижнюю челюсть, туда, где даже у самого грозного хищника- уязвимое место. Пару раз дернувшись, ощерившись и проборонив когтями каменные плиты двора, оборотень замер.

- Вот так то лучше- перевел дыхание экзорцист.



Теперь- самое сложное. Смрадное дыхание хищника, щерящегося в бессильной злобе, - почти перед лицом. На Хорна смотрят две бездны адского пламени с обсидиановой пропастью, полной ненаависти, посередине. Хорн еще приблизился и коснулся правой ладонью лба зверя, где сходились два бугристых надбровья. Как будто трогаешь бурлящий котел, только вместо горячей меди- покрытая короткой шерстью кожа, под которой играют желваки. Левая рука сжимала массивный серебряный крест с острыми гранями. Против оборотней серебро- что твоя деревяшка. Не действует. Впрочем, против этого оборотня вообще мало что действует.



Снова благородная латынь, уже по памяти, рука пытается удерживаться на норовящей вывернуться голове хищника. Глаза зверя наливаются кровью, утробный рык перерастает в неясное хриплое клокотание, как будто кипит адская жижа в наглухо запаянном котле. Эхом вдали вторит гром.



Будет дождь.

Хорн перевел дыхание, вглядываясь в черное небо. Око луны в тумане. Будет дождь. Зверь тоже чувсьвует это, как будто упал напор в шланге, питающем его ненавистью и яростью. Хриплое дыхание, судороги мышц, пытающих удержать туловище в том положении, в котором не будет больно, в котором хотя бы можно будет дышать, а не захлебываться кровью.

Снова молитва? Кнут? Пряник? Призвание легиона ангелов?

- Как твое имя, нечистая?

Естественно, вопрос останется без ответа. Серебряный крест зажат в перчатке и приложен к голове зверя. Если у оборотня болит голова. то наверное прохладное серебро как раз кстати.

В отчаянии священник сдернул перчатку. Тщеславие и гордыня - грех, ну что же, пускай откушенная зверем рука станет расплатой за оный, но он возложит руки так. Зверь метнулся, как будто чувствуя опасность. Доселе эти руки не прикасались к нему напрямую, только к человеческому обличью. Пасть ощерилась, Хорн вцепился пятерней в короткую шерсть между бровями.

Как будто хватаешься голой рукой за раскаленную кочергу. Нет, не жар, другое. Оторопь, дрожь, желание немедленно удалиться, отпустаить руку. Зверь рванулся, заскрежетала цепь, держащая один из браслетов, погнулась и полетела в сторону рогатина, из под ошейника хлынула кровь, Желтые клыки оказались рядом с рукой священника раньше, чем он успел предпринять что то кроме того, как перехватить крест и поставить его острыми гранями поперек пасти, в следующую же секунду отскочив. Погнутое распятие было выплюнуто зверем через считанные секунды.



Уже не кнут, а стальные прутья. Откуда у зверя взялось столько сил - неизвестно, но если сейчас же не усмирить его, то цепи не выдержат. Несколько ударов прутом поперек грудины, по лапам, сильных настолько, насколько может бить неслабый и к тому же напуганный человек. Но переусердствовать - нельзя. "Мы спасаем души, но и тело не должно погибнуть от рук Церкви" - всегда говорил Настоятель. Хорн отшвырнул прут, вернулся к кнуту. Зверь метался и истерил. Хлынул дождь, доводя кошку до иступления. Свист кнута, рев, отрывочные выкрики молитв, снова свист кнута.



Сквозь пелену, застившую глаза, Преподобный не сразу уловил те изменения, что начали происходить со Зверем. Мокрая шерсть слетала клочьями, обнажая кровавое месиво кожи, местами зияющие раны. Вот зверь вытянулся, рванулся, поднявшись на задние лапы – и замер. Дождь смешивался с кровью. Только сейчас Хорн заметил, что только благодаря хитрой конструкци браслетов и ошейника зверь еще не вырвался, ибо сейчас он уменьшился почти вдвое, и стремительно развоплощался. Что это? Стремительный прилив силы, истощивший даже Сатану? Или... Хорн бросился к неподвижно замеревшему телу.

Неужели перестарался?



Зверь... нет, уже не зверь, хотя еще и не человек, - сполз вниз, почти рухнув на землю, насколько позволяли путы. Слишком много крови, дыхания не слышно. Шерсти почти нет и граница ее роста непонятна, уши все еще почти кошачьи,но тело человечье, изможденное и багрово-синее от крови, копчик вытянут в хвост. Наплевав на предосторожности, Хорн ощупал шею. Жилка не билась.

Святые угодники!



Быстро расковав заключенного, правда не забыв на всякий случай связать руки, из пальцев которых все еще торчали когти, священник перекинул заклюзенного через плечо и быстрыми шагами пошел, почти побежал с ним через храм. Кровь затекала за ворот, стекала на пол, оставляя след.

В темноте и рассветной мгле черная горячая кровь чуть дымилась на холодном камне.



Продолжение следует...