Into my arms

[german-gothic-slash]

1. Фандом - Deine Lakaien
2. Пейринг - классический
3. Рейтинг - G
4. Жанр - Angst, songfic
5. Комментарий - Может и не совсем сонгфик... Просто попытка воссоздать настроение, в котором писалась эта песня.
6. Предупреждение -
7. Дисклеймер - Все права на мои фантазии принадлежат исключительно мне. Выгоду не извлекаю, ну и всё такое.



Into my arms

Этот город никогда не спит. Они не дают ему спать. Они жгут огни, издают звуки, и говорят, говорят, говорят.... Они везде и нигде, они проникают в сознание через телесигнал, через случайный взгляд на улице. Впусти их в свое сознание – и ты в их власти. Ты в их власти. Всегда был и будешь

Они знают все. Каким ты должен быть, кому ты должен, под какой процент должен, почему не отдаешь долг, какая кара ждет тебя, они заковывают тебя в кандалы и ведут в долговую тюрьму.

Возможно, только здесь, в маленьком квадрате студии, я могу забыть о них. Не видеть их лиц, не закрывать лицо руками, как будто их взгляд слепит меня прожектором. Не идти под их конвоем, не слышать их голосов, переходящих в хохот. Здесь – мой маленький мир, но и в этот мир впихнули меня ОНИ.

Выйти в коридор, посмотреть в окно, дать пальцам отдохнуть от клавиш, кнопок, переключателей. Окно выходит на запад... какая ирония.

В раскаленном котле заката догорают далекие новостройки. Кажется, что за ними кончается мир, за пределами этого мира – инферно, пекло, в которое тебя грозятся ввергнуть за то, что ты посмел покинуть отведенную для тебя клеть. За то, что не понимал, смел, надеялся... любил.

Любил... Глаза бессильно вглядываются в закат. Где-то там, на западе, далеко... Совсем далеко – ты. Моя жертва и палач, мой судья и искупитель. Ты свидетельствовал в мою защиту и обвинение, ты же накинешь мне петлю на шею когда придет время.

Я посмел. Я переступил. Это неправильно, нехорошо, мерзко и преступно. Вышел за рамки, которые они установили, вывел тебя за них.

They say “don’t dare, don’t leave this square”

Где ты сейчас... там, на западе. Кто сейчас с тобой? В чьих объятьях погрязаешь ты сейчас в той бездне, к которой я тебя подвел? Сначала все было красиво как кристалл. Но кристалл раскрошился, превратился в песок, песок – в грязь, грязь – в трясину...

Не хочется покидать студию. Там, внизу, в этом бессонном городе, за одним из из горящих мертвенным телевизионным светом окон – мой ребенок, и та женщина, которую я наверное люблю, потому что она мать. Мать моего ребенка. Мать своего ребенка положено любить. Так сказали они. Я вошел в рамки, я послушно подставил руки кандалам, я награжден. Мне позволили быть счастливым.

Так положено. Ты делаешь как они, они дают тебе счастье. Правильное и рафинированное, всеми одобренное счастье. Мечту миллионов. Не твоя мечта? А мы сказали – твоя. Притворись, что это твоя мечта, так правильно, мы так сказали.

My will, their will... just act, don’t feel

Попытаться бы представить ее... Тихий загородный дом, обязательно с видом на Альпы и паровым отоплением. С кухни доносится запах яблочного штруделя, я сижу в кабинете у окна, за роялем. На мне – бархатный темно бордовый халат, очки, белые расчесанные пряди лежат на плечах. Хотя нет, они сказали, мужчине положено носить стрижку. Хорошо что не под ноль. И без номера на рукаве.

Я смотрю в окно, оно выходит в сад. Там слышится лай собаки, звонкий детский визг, мерный стрекот поливальной установки... не могу представить. Запах яблочного штруделя исчезает куда то... а кто в саду? Кто носится наперегонки с большой лохматой собакой? Звонкий девичий голос превращается в гораздо более низкий мальчишечий. Вот он выбегает... да, таким он был, когда я впервые его встретил. Огромные черные бусины глаз, волосы растрепаны по плечам... он смеется. Оборачивается, видит меня за окном. Подбегает. Босой, в мокрой рубашке, закатанных по колено штанах. Подбегает к окну, подтягивается на подоконнике. Смотрит мне в лицо...

Нет, тогда он смотрел совсем не так. Чуть снизу вверх, исподлобья, руки как за спасительную соломинку хватаются за газету объявлений...

Они правы что осудили тебя. Спустись к ним, в город, живи как они сказали. Не выходи из круга, квадрата, треугольника, параллелепипеда, гиперкуба, в который тебя вписали... Гиперкуб сжимается в куб, куб в квадрат, квадрат – в круг, круг – в кольцо, кольцо - в удавку на шее.

Я знаю, ты приедешь. Как ни в чем не бывало, войдешь в эту студию, привезешь мне какую нибудь безделицу, дежурно поцелуешь... может быть потом так же дежурно отдашься мне. Губы улыбаются... А как дрожали они, когда я впервые их целовал. Как сейчас помню это. Взгляд, прикосновение, руку на выключатель, рычаг тормоза отпустить, мягкие, сладкие, дрожащие губы. Теперь язык горит, как будто его натерли перцем. Виновен. Но руки сплетались, разум потихоньку выл с тоски и уходил в отключку. Тестостерон зашкаливал, я горел, ты горел в моих руках, мы горели. Теперь они ведут меня на костер.

Какая ирония... Ты так боялся этого и так хотел. Тогда, много лет назад.... Потом страх прошел и казалось, что мы в раю.

Нет, они сказали, это не рай. Это Содом и Гоморра, не оборачивайся, а то превратишься в соляной столп. Ты совратил ангела, ангел недолго порхал в твоих объятиях, постепенно превращаясь в демона. Теперь ты другой.

Я породил монстра, знаю. Я виноват, я буду наказан, я уже наказан. Я ползу по отвесной скале, сдирая руки в кровь, крича, надрывая голос, бъюсь головой о камень. Внизу – они, ждут когда я сорвусь. А я сорвусь.

Ты приедешь, знаю. Будешь смотреть на меня и не видеть, слушать и не слышать... ты другой. Я не прошу тебя прихать. Я не прошу тебя быть со мной. Я не прошу тебя...

Я прошу тебя вернуться.