Кольцо

[german-gothic-slash]

1. Фандом - Deine Lakaien
2. Пейринг - Алекс Вельянов/Некто неизвестный/Эрнст Хорн
3. Рейтинг - NC-17
4. Жанр - angst, CROSSOVER/X-over ?
5. Комментарий - написано "залпом", под впечатлением, и находится в процессе редактирования. Ежели кто заметит какие-то косяки, сообщите плиз, а то глаз замылился))) Весенний концерт пришлось перенести на позднюю осень в угоду сюжету, и может даже лет на дцать назад) Хотя... Клуб "Точка" (там реально был случай с холодильниками, но на другом концерте), м. Октябрьская (ну заплутал Алекс, заплутал, в трех березах заблудился). Без водолазки обошлись, но воротник, кажется, таки высокий Понятия не имею что у Алекса с бабушкой и где она живет, но пусть будет, раз уж написалось.
6. Предупреждение - эмм... намеки на педофилию, ну и весьма странные наклонности в общественных местах.
7. Дисклеймер - события вымышлены, но концерт в Мск реально был.


Кольцо

Замечательно! – кипятился Алекс, застегивая замок на чужой куртке, - мало того, что эти идиоты включают холодильники в баре в одну фазу со звуком, так еще и молнию на френче заело. В Москве было уже довольно холодно, поэтому все его попытки отвертеться от этого кошмарного кислотного ужаса из ярко-красного винила ни к чему не привели.

Перестань, - сказал Эрнст, - тебе завтра петь!

В отместку Алекс заявил, что не поедет ни на какую экскурсию. Хватит с него утреннего метро! Такое ощущение, что у людей тут просто крыша набекрень! На личное пространство вообще всем наплевать – толкаются, сбиваются в кучу, как стадо баранов. Ужас какой-то! Нет, к черту, он поедет в отель отсыпаться.

В такси!

Машина встала намертво. Водитель, как ни в чем ни бывало, приоткрыл окно и закурил, откинувшись на сиденье. Алексу хотелось его чем-нибудь стукнуть. На все его попытки выяснить сколько они еще будут торчать в этой дурацкой пробке, он расплывался в улыбке, разводил руками и повторял «донт спик инглиш».

Все бы ничего, если бы не эта кошмарная музыка, которую он врубил на полную громкость. Алекс морщился, кривился, скрипел зубами, потом не выдержал и заорал, перекрикивая чьи-то надрывные заунывные вопли, - Sorry, I can’t wait! I’ll go on foot from here!

Музыка стала потише и водитель обернулся к Алексу, вопросительно задирая брови и заранее улыбаясь.

- I - want - to get – out! - произнес Алекс чуть ли не по слогам и подкрепил слова жестами.

- Гет аут! Гет аут! – обрадовался водитель, и физиономия его осветилась пониманием. Он радостно скалился и жестикулировал, пока Алекс выбирался из машины, а потом заорал ему в след:

- Аста ла виста, бейби!

Алекс фыркнул и пожал плечами. Эти русские - сумасшедшие.

Снаружи было холодно. С набережной налетали порывы ледяного ветра вперемешку со снегом. Он поежился и потянул собачку молнии вверх, прячась в воротник по самые уши. Машины запрудили улицу насколько хватало глаз – бесконечная лента тянулась впереди, исчезая за поворотом.

Что же делать? Вернуться назад, в клуб? Но Эрнста уже наверняка там нет, а объясняться с этими умельцами Алексу определенно не хотелось. Да и отъехали они уже довольно далеко. Придется искать станцию метро. Алекс нащупал в кармане брюк карточку, которую ему утром выдал организатор. Остается только надеяться, что идти тут недалеко.

Когда Алекс добрался наконец до станции, уже стемнело. И хотя пальцев на ногах он почти не чувствовал, куртка оказалась настоящим спасением. Он боялся даже подумать о том, как бы ему пришлось бродить по городу в тоненьком френче со сломанной молнией. В вестибюле метро ноги стали оттаивать и наливаться жаром, пульсируя болью. Щеки горели, пальцы рук покалывало иголочками. Алекса разморило в минуту. Видимо сказывался перелет и сегодняшние нервы на саундчеке. Он расстегнул куртку и повис на поручне эскалатора, погружающегося в теплое брюхо города.

Народу было даже больше чем утром, но Алексу было все равно. Он так замерз и измучался там, снаружи, что теперь только блаженно жмурился, позволяя людскому потоку нести себя, растворяясь в человеческом тепле и чувствуя странную общность со всеми остальными.

Почему-то перед глазами промелькнула полустертая картинка из детства – яркое полуденное солнце, пронизывающее изумрудные виноградные листья и полупрозрачные розоватые ягоды, и он – маленький, прячется от всех в тенистых зарослях, - руки и губы липкие от сладкого виноградного сока, перепачканные брюки…

Толпа внесла его прямо в распахнутые двери подошедшего поезда.

Осторожно, двери закрываются, следующая станция – Парк Культуры, - низким приятным голосом объявил диктор.

Двери захлопнулись, и поезд тронулся. Вагон был старый, но почему-то уютный, как бабушкин домик в пригороде - живой и дружелюбный. Стекла дребезжали, а лампа над головой Алекса моргала, как желтый глаз.

Сесть, конечно, было совершенно нереально, но на следующей станции, когда выходило много людей, Алекс исхитрился снять куртку и даже не уронить ее никому под ноги.

Спать хотелось все сильнее – покачивание вагона убаюкивало, вкрадчивое тепло обвалакивало со всех сторон. Глаза закрывались сами собой. Алекс, которого к этому времени прижало толпой к двери вагона, прислонился лбом к прохладному стеклу и закрыл глаза. Не пропустить бы свою станцию, - подумал он лениво, слегка поворачиваясь в пол-оборота, чтобы твердая сумка настырной старушки, которая собиралась выходить, не упиралась ему в бок.

Так странно, - пришла полусонная мысль, - люди сразу по-разному воспринимаются тактильно, даже с закрытыми глазами. Одни вызывают раздражение, даже неприязнь, другие – симпатию или интерес. Хочется открыть глаза и посмотреть как они выглядят. Но лень…

Очередная станция. Открывание-закрывание дверей, щекочущий где-то в области диафрагмы тембр голоса диктора. Алекс уцепился за поручень справа от дверей и уткнулся носом в чью-то шубу. Он уже стал мечтать, как доберется до отеля, залезет в горячую ванну с чем-нибудь душистым и будет сквозь дрему рассказывать об этом Эрнсту.

Эрнст будет сначала ругаться - что это детские выходки, что он мог простудиться и заболеть, что он не бережет голос. А потом будет молча сидеть на бортике ванной и улыбаться своей чуть грустной улыбкой. Иногда кажется, он не слушает что Алекс говорит, а просто… слушает его голос? Но это не так, конечно. Он всегда очень внимательный. Алекс улыбнулся с закрытыми глазами.

Эрнст уже, наверное, волнуется, звонит в клуб, в фирму по вызову такси… Вагон качнуло на повороте, и человек, стоявший чуть позади, справа от Алекса, как бы невзначай на секунду прижался к его спине. Алекса как будо прошило током. Разряд прошел по позвоночнику и ударил в голову, в ногах разлилась тягучая слабость. Ошеломленный Алекс замер, с недоверием прислушиваясь к себе и понимая, что хочет, чтобы это повторилось.

И просто умрет от разочарования, если ему показалось… Ну же, пожалуйста!

Толчок. Синхронное слитное движение полусонной толпы. Мягкое прикосновение чьего-то бедра к его правому боку… Алекса просто размазало. Он цеплялся за сверкающий прохладный поручень, чувствуя, как ускользает его сознание, как плавятся и растворяются в нем кости, как становится все равно – и что он уже давно проехал свою станцию, и что уже очень поздно, и что его ждет в отеле Эрнст.

Единственная мысль, которая осталась в его плывущей голове, была – пожалуйста, пожалуйста, только не выходи! Он закусывал губы, чтобы не сказать это вслух, чтобы случайно не разрушить это хрупкое единство, возникшее с первым прикосновением. Как будто он принял правила игры, в которой они оба не должны замечать друг друга, и поклялся делать вид, что ничего не происходит.

Это уже случалось с ним пару раз – еще когда он был подростком. Он уже совсем забыл об этом. Первый раз – когда он ехал к бабушке в пригород. Но это было не долго, и он быстро успокоился. Второй раз было хуже.

Сначала он подумал, что ему приятно это мягкое прикосновение бедер к ягодицам. Совсем не похожее на ту отвратительную жесткую штуковину, которой упирался в него этот урод в автобусе. А потом все повторилось, как в кошмарном сне. Он не успел ничего понять, а когда понял, было уже поздно. Как будто загипнотизированный, он почему-то не мог это остановить. Он ощущал, как с каждым движением раскачивающегося автобуса к нему сзади прижимается твердая выпуклость чужой ширинки, и мутная волна наслаждения разливалась в нем, лишая его собственной воли.

Потом ему было очень гадко и стыдно, он чувствовал себя так, как будто его изнасиловали, и злился на себя. Развелось же всяких уродов! И почему они липнут именно к нему? У него что - на лбу написано, что с ним можно делать все, что угодно?!

Когда он стал постарше, он иногда сам чувствовал влечение к некоторым людям в общественном транспорте. Ему хотелось стать так, чтобы они касались его, или самому оказаться за их спиной. Это немного пугало его, и он постепенно, сам того не замечая, стал избегать этого - брал такси, просил кого-нибудь из друзей отвезти его на машине. А потом появился Эрнст, и он вообще об этом забыл.

Каждый раз, когда поезд останавливался, и толпа разъединяла их, он успевал испугаться и впасть в отчаяние, пока двери не закрывались, и он не чувствовал его за своей спиной. В этот момент Алекса захлестывала такая бесконечная благодарность, что он готов был на все, что угодно, только бы это продолжалось. Только бы остаться в этом поезде, везущем их по кругу, опять и опять, прямиком в раскаленную бездну безумия.

Его «незнакомец» тоже понемногу начинал терять контроль над собой, забывая об осторожности и позволяя себе все больше. Ему было все труднее отрываться от Алекса, попадая в ритм раскачивающегося вагона. Кроме того, поток людей схлынул и постепенно сходил на нет.

Алекс почувствовал панику, когда приятный голос диктора вдруг сменился щипящим потрескиванием помех и невнятным бормотанием из динамика, а весь оставшийся народ стал вдруг разом выходить из дверей вагона. Он зажмурился и остался на месте.

Когда двери вагона захлопнулись, и поезд тронулся с места резким толчком, Алекс потерял равновесие, покачнулся, выронив куртку, и уперся левой рукой в дверное стекло.

В следующую секунду, на его руку легла горячая ладонь его молчаливого спутника. Не выдержав, Алекс глухо застонал.

Незнакомец мгновенно отреагировал на этот стон, прижав его к двери вагона всем телом, обжигая дыханием шею и прикусывая зубами ухо. Алекс закатил глаза, запрокидывая голову, почти потеряв связь с реальностью.

Разве в реальном мире бывают пальцы, от которых прошивает электрическими разрядами? Как те, что пробираются сейчас под его одежду, расстегивают пояс на его брюках?

Алекс задыхался, ему казалось, что он сейчас взорвется. Скорее, скорее! Ну!?!

Когда он вошел в него, Алекс вскрикнул, уперся разгоряченным лбом в холодное стекло и задрожал. На какую-то долю секунды его сознание прояснилось, и он даже успел увидеть отражение вагона в стекле перед собой, - пугающе реальную картину, ярко залитую искуственным светом, и совершенно нереальное лицо над своим правым плечом. А потом он стал двигаться, и мир Алекса схлопнулся, как мыльный пузырь.

Он стонал в голос, хрипло и протяжно, бессознательно подаваясь навстречу его движениям, каждый толчок взрывался в нем, захлестывая его волнами острого, ни с чем не сравнимого наслаждения, темп постепенно нарастал, и Алекс услышал, как стонет его спутник.

Вагон тряхнуло на стыке рельсов, Алекс охнул, когда его руки оторвало от двери и ударило об нее их общим весом. По его телу прошла судорога оргазма. Всхлипывая через стиснутые зубы, он кончил и стал безвольно стекать по двери на пол. Его визави успел прижать его грудью, чудом удерживая на весу и продолжая двигаться одними бедрами. Ему хватило нескольких секунд чтобы кончить, кусая Алекса за шею и оставляя уже очевидные заранее синяки от пальцев на бедрах.

- Скотина, - сказал Алекс через пару минут, разлепив губы, - мне придется завтра водолазку надевать на концерт. Эрнст бледно улыбнулся и поднял его куртку с пола.
- Ты следил за мной что ли? – капризным голосом продолжал Алекс, который еще не пришел в себя и почему-то никак не мог успокоиться.
- Прости, - устало ответил Эрнст, - я сам не пойму, что на меня нашло. Пойдем, уже метро закрывается. И протянул ему руку, чтобы помочь встать.
- Не смей ко мне прикасаться, - прошипел Алекс, отталкивая его руку и вскакивая, как ошпаренный.

Они молча вышли из вагона. Алекс молчал, когда они поднимались на эскалаторе наверх, когда Эрнст ловил такси и когда они ехали по сверкающему огнями ночному городу. В лифте он тоже молчал. Прорвало его только в номере. У него началась истерика. Он рыдал, то угрожая Эрнсту что убьет его к чертовой матери, то беспомощно цепляясь за него и умоляя не оставлять его одного. Успокоился он только под утро, все еще вздрагивая у Эрнста под боком, не отпуская его руку, бормоча что-то неразборчивое и страдальчески хмурясь во сне.

Концерт на редкость удался.