Американская слэш проза. «Любовь слепа» НОВАЯ ВЕРСИЯ ПЕРЕВОДА

[german-gothic-slash]

НОВАЯ ВЕРСИЯ ПЕРЕВОДА.
Оригинальное название: Fools For Love
Название: «Любовь слепа»
Бета: $еребристый водолей
Автор: das Tier
rammfics.ifastnet.com/slash/fools.htm
Жанр: американская слэш проза
Фандом: Rammstein
Дисклеймер: Ни единого совпадения с реальностью
Пара: Тиль/Пауль
Рейтинг: NC-17

Очень художественный перевод с английского Freakoid и $еребристый водолей.


Кто-то коллекционирует марки, кто-то – старые пластинки или кулинарные рецепты, а Тиль Линдеман коллекционирует грехи.
Не то, чтобы его страсть дорого стоила, она вообще вряд ли стоит хоть что-нибудь. Но и Тиль не герой любовного романчика, он пытается трезво оценивать свои желания, особенно их темную сторону – подсознательные потребности, выходящие за рамки нормальности. И не сказать, что это приводит его в восторг.

У Тиля совсем другие грехи, они теплые и вполне управляемые. Его грехи – это шалости, щекочущие нервы, они вызывают мурашки и желание заниматься ими чаще и чаще. Как наркотик, подпитывающий одержимость. Чаще. Еще чаще. Эти шалости растут где-то внутри, Тиль сравнивает их с послевкусием от вкусной еды и старается, - честно, старается, - не потакать себе в животном обжорстве. Это было бы унизительно и для него, и для его страсти.

Такие чувства может оценить только коллекционер, у которого есть раритетная ваза. Правда, герр Линдеман никогда не интересовался вазами. Вазы, фарфоровые статуэтки, керамические розовоносые собачки, блюда династии Мин – это всего лишь предметы, и они не производили на Тиля ни малейшего впечатления. Совершенно бездушные предметы. А вот у его греха была душа, он даже мог говорить, хотя иногда герру Линдеманну хотелось, чтобы он замолчал.

***

- Алло. А, это ты. Я просил тебя не звонить мне, когда я провожу время со своими детьми. Нет... Что? Другую возьми. Ну да, на рыбалку. Нет, мы не... будем ничего ...жечь и ничего взрывать. Можешь засунуть свои идеи сам знаешь куда.
- Кто это, папа? Снова Тиль?
- Для тебя это «дядя» Тиль, малыш... Нет, это я Эмилю. Я почти никогда не называю тебя малышом.
- Папа, можно я принесу фейерверки, которые мне дал Ти... дядя Тиль?
- Ни в коем случае. Тиль, сколько раз я тебя просил не распространять легковоспламеняющуюся продукцию среди членов моей семьи? Мне плевать, что говорит Шнайдер.
- Для тебя дядя Кристоф, Эмиль. Шнайдер не родитель. В моральном плане из него не выйдет родитель. Мне плевать, где пустит корни его вечно слоняющаяся сперма. Нет, я... Сегодня вечером? Честно говоря, не знаю... подожди, чёрт! Эмиль, не трогай фитиль!
- Папочка, ты в порядке? Папочка?
- Тиль, зараза такая, я тебя задушу!

***

И он почти так и сделал. Лежал в постели, стискивая бедрами голову Тиля, а тот, почти задыхаясь, пытался найти оптимальную позу, ерзал и дергался, стараясь не выпускать член Пауля изо рта. Пауль пытался поиграть во взрослого: то корчил равнодушные мины, то изображал бурное возмущение, но ничего не мог поделать с торчащим членом. Тиль отсасывал ему, а Пауль, крепко держась за изголовье кровати, читал морали, пользуясь тем, что Тиль не может ответить.
- Ты прекрасно понимаешь, что так больше продолжаться не может. Дешевые мотели, паршивые койки и общие душевые, в которых горячей воды никогда не хватает на двоих... Тиль, я несу ответственность. Я разумный, взрослый человек. И в тебе люди видят разумного, взрослого человека. Я понимаю...что ты любишь, когда я... когда мы... Да, но... Да! А-а-а!.. О, да!..
Тиль отстранился, стер с губ сперму и шлепнул его по ягодицам.
- Пауль, ты только то и делаешь, что треплешься. И больше ничего.

***
- Тиль, мне не нравится, когда ты заставляешь меня завтракать. Это совершенно неуместно. Знаешь, как говорят во Франции, ce qui est permis*. Почему бы тебе не начать учить иностранный язык, Тиль?
Он промолчал, обмакнул палец в банку с джемом, мазнул красной, сочной линией по губам Пауля, а затем наклонился для вкусного поцелуя.
- Клубника.
- Это не ответ на мой вопрос, Тиль. Почему ты никогда не отвечаешь на мои вопросы?
Он не ответил и на этот раз, просто взял и изящно лизнул уголок рта Пауля.
- Мои презервативы тоже с ароматом клубники.
Пауль зажмурился и захныкал.

***

Не то, чтобы Тиль никогда не испытывал внезапных укоров совести. Раскаяние придает пикантность греховной сладости.
Тиль смотрел на ягодицы Пауля, на подсунутую под Пауля подушку, и понимал, что как бы ни был, он обязан Паулю. В конце концов, тот действительно жертвовал своим временем, которое например, мог потратить на общение с родными или там на хобби, или еще какие-нибудь вещи.
Тиль был коллекционером и обладал острым чувством прекрасного.

Пауль спрятал лицо в ладони, и начал считать вслух, дожидаясь, пока Тиль войдет в него или, наконец, что-нибудь сделает.
- Наши отношения длятся 8 месяцев. Это почти 240 дней. Почти шесть тысяч часов желания. Что я буду делать, если приду домой сегодня, а жена заметит, что моя задница пахнет как клубничная грядка, Тиль?
Тиль в ответ на это вошел, и вытянулся удобнее между расставленными ногами Пауля.
- Тиль, почему ты всегда молчишь, когда я спрашиваю что-то такое?

Честно говоря, он не знал - почему. Может быть, потому что считал, что его грех может оставаться в пределах управляемости, только если его никогда не произносить в слух. Грех, отмеченный именем, становится вердиктом, а Тиль еще не готов к вердикту. Месяцы отношений, с их вечностью дней, часов, минут и секунд не успели подготовить его. Возможно, эта ночь сможет подготовить.

Это был 241-й день. Тиль отправился в плаванье на гребне простых движений, которые были такими же горячими, как и те, что происходили почти шесть тысяч часов назад. И его сердце было полно надежды.

***

- К твоему сведению, я мог бы потратить этот вечер на что-то более полезное. Например, на посещение музея, или на просмотр программ по Discovery.
Вместо этого они оба сидели на крыше дома Тиля. Был поздний теплый летний вечер, старое железо еще хранило жар солнечного света. Когда они расположились возле чердачного окна, черный кот, недовольный вторжением на его территорию, агрессивно изогнул спину и сбежал вдоль края крыши.
Тиль снял рубашку и Пауль пощекотал его по спине.
- Чего ты тогда пришел, раз у тебя столько «полезных» дел?
- Что ты, Линдеман хочет поговорить. Я ни за что не пропущу это событие.
До них доносился шум города, вместе с далеким гулом автомобилей и шагов. Где-то совсем близко, под карнизом, громко чирикала стая воробьев.

Тиль откинулся на локти; а Пауль оставался сидеть, крепко обхватив руками колени.
- Так о чем ты хотел со мной поговорить?
Тиль потер костяшки пальцев о позвоночник Пауля, запустил палец под пояс его брюк.
- Подвинься ближе. Я тебе скажу.

Пауль смотрел на кота, который крался к сидящим где-то вне зоны видимости воробьям. Потом повернулся и посмотрел в сторону Тиля, наконец, оперся на локоть и ткнулся ухом к его губам.

Самый драгоценный грех Тиля носил длинное имя: три слова, десять букв, одна точка.
И вот теперь он произнес эти слова.
Все до одного.
_______
* tout ce qui est permis - вседозволенность.